Проклятая игра

– Куда это ты собрался? – спросил кто-то, когда он шел по коридору, или ему просто почудились эти слова? Он принял несколько таблеток перед вечеринкой – это всегда расслабляло его, но случалось, от них в голове звучали голоса, в основном мамин. Задал кто-нибудь этот вопрос или нет, он предпочел не отвечать; просто побрел по коридору, зовя Стефани. Эта женщина была необыкновенной – по крайней мере, так решило его пьяное либидо. У нее великолепные ягодицы. Он хотел быть задушенным этими щеками, умереть под ними.

– Стефани, – потребовал он. Она не появилась. – Ну же, – взмолился он, – это всего лишь я.

В коридоре стоял едва уловимый запах канализации.

– Пакость, – объявил он тоном ценителя, сделав глубокий вдох. Запах становился сильнее, будто его источник был где-то рядом и приближался. – Свет, – сказал он себе и взглянул вдоль стены в поисках выключателя.

В нескольких ярдах дальше по коридору что-то начало двигаться в его сторону. Свет был слишком тусклым, чтобы разглядеть его как следует, но это был человек, и он не один. Там были и другие фигуры, по колено высотой, собирающиеся в темноте. Запах становился невыносимым. В голове Двоскина заплясали краски, в воздухе начали мелькать отвратительные образы, сопровождая запах. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что воздушное граффити – не его рук дело. Это исходило от человека, стоявшего перед ним. Тире и точки света вспыхивали и кружились в воздухе.

– Ты кто? – спросил Двоскин.

В ответ граффити вспыхнуло и обернулось полноценным текстом. Не уверенный, что издает хоть какой-то звук, Король троллей начал визжать.

Стефани уронила подводку в раковину, когда до нее донесся крик. Она не узнала голос. Он был достаточно высоким, чтобы принадлежать женщине, но это была не Эмили и не Ориана.

Внезапно дрожь усилилась. Она держалась за край раковины, чтобы не упасть, а шум усиливался: теперь уже вой и топот бегущих ног. Кто-то кричал, отдавая бессвязные приказы. Оттавей, подумала она, но проверять не собиралась. Что бы ни происходило за дверью – погоня, поимка, даже убийство, – ей это не нужно. Она выключила свет в ванной, чтобы его не видели под дверью. Кто-то пробежал мимо, взывая к Господу: это было настоящее отчаяние. По лестнице загрохотали шаги, кто-то упал. Хлопали двери, нарастали крики.

Стефани отошла от двери и присела на край ванны. Там, в темноте, она начала очень тихо петь «Пребудь со мной» – или то немногое, что могла вспомнить.

* * *

Марти тоже слышал крики, хотя и не хотел их слышать. Даже на таком расстоянии они несли груз слепой паники, от которой он покрылся липким потом.

Он опустился на колени в грязь между деревьями и заткнул уши. Земля под ним пахла спелостью, и в его голове бурлили неприятные мысли о том, что он лежит лицом вверх в земле, вероятно мертвый, но ожидающий воскрешения. Как спящий на грани пробуждения ощущает тревоги дня.

Через некоторое время шум стал прерывистым. Скоро, сказал он себе, придется открыть глаза, встать и вернуться в дом, чтобы увидеть, что к чему. Скоро, но не сейчас.

Когда шум в коридоре и на лестнице прекратился, Стефани подкралась к двери ванной, отперла ее и выглянула наружу. Коридор погрузился в полную темноту. Лампы были либо выключены, либо разбиты вдребезги. Но ее глазам, привыкшим к темноте ванной комнаты, хватало слабого света с лестницы. Галерея пуста в обоих направлениях. В воздухе стоял такой запах, словно в скверной мясной лавке в жаркий день.

Она сбросила туфли и начала подниматься по лестнице. Содержимое сумки разбросано по ступенькам, а под ногами было что-то мокрое. Она посмотрела вниз: ковер испачкан вином или кровью. Стефани поспешила вниз по коридору. Было холодно, двери парадного и вестибюля распахнуты настежь. И снова никаких признаков жизни. Машины уехали с подъездной дорожки; комнаты на первом этаже – библиотека, гостиные, кухня – все пусты. Она бросилась наверх, чтобы забрать свои вещи из белой комнаты и уйти.

Возвращаясь по галерее, услышала за спиной мягкие шаги. Она обернулась. Наверху лестницы стояла собака, которая, вероятно, следовала за ней. Она едва могла разглядеть зверя при плохом освещении, но не испугалась.

– Хороший мальчик, – сказала она, радуясь живому присутствию в заброшенном доме.

Он не рычал и не вилял хвостом, просто ковылял к ней. Только тогда она осознала свою ошибку в том, что поприветствовала его. Мясная лавка была здесь, приближалась на четырех конечностях: Стефани попятилась.

– Нет… – сказала она, – я не… о боже… не подходи ко мне.