В течение следующей недели или около того я неотступно следовал за доктором, куда бы он ни пошёл. С крыш я наблюдал за каждым его маршрутом. Добрый доктор отваживался заходить в самые бедные кварталы города, останавливаясь и беседуя со всяким, кто попадался ему на пути. Одних он как будто отвергал после пары вопросов. С другими же разговаривал часами, внимая их жалобам на всевозможные недуги. Стоя на карнизе или прячась в дверном проёме, я слушал, как доктор проводит подготовительную работу.
– Какое несчастье, дорогая! – доносились до меня обрывки разговора доктора с прачкой со Скотобойного проезда. – И некому за вами присмотреть?
– Некому, некому, – сетовала старая женщина, голос её был слаб и прерывист. – Ни единой души на всём белом свете у меня не осталось. Так и живу одна-одинёшенька – с тех пор как мой Альфи ушёл на небеса…
– И сей прискорбный факт, разумеется, усугубил ваше и без того плачевное состояние, – в голосе доктора звучала неподдельная забота. – А есть ли у вас соседи, которые не откажут в помощи? Или, например, друзья? Родственники?
– Говорю же вам, доктор Кадуоллэдер, сэр, – отвечала прачка, – никого у меня нет.
– Да, всё это весьма печально, – заключил доктор. Из своего укрытия в стене я увидел, как он раскрыл медицинскую сумку и достал оттуда одну из синих бутылочек с настойкой.
– Дайте мне свой адрес, Лили Вагстафф, дорогая, – велел доктор, – а я дам вам одну из моих особенных настоек. Будете принимать по чайной ложке каждый день в течение трёх последующих недель, а потом придёте ко мне на приём для заключительной процедуры… – Тут доктор улыбнулся. – Я пришлю вам уведомление.
– Вы так добры ко мне, – сказала Лили, – но я не могу себе такого позволить, доктор. Я и так еле свожу концы с концами, стираю, а у меня же спина больная…
– О, денег я с вас не возьму, – доктор улыбался. – Мне достаточно знать, что я помог кому-то, кто нуждался в помощи.
Он записал адрес прачки в маленькую чёрную книжечку, попрощался, приподняв шляпу, и отправился дальше.
Вторая бутылочка настойки доктора Кадуоллэдера досталась беззубому доходяге-старьёвщику, которого он встретил в восточной части города, прочёсывая улицы в двуколке, запряжённой лошадью. Вдовец, ни сестёр, ни братьев, ни сыновей, ни дочерей, старьёвщик был несказанно счастлив испробовать волшебное лекарство, которое, как доктор заверил его, указывая на этикетку, «укрепит силы физические и умственные».
– Уж не знаю насчёт умственных, – рассмеялся доходяга. – Умом-то меня не наградили, – признался он и постучал пальцем по лбу. – То ли дело вы, доктор, – человек учёный. А вот посильнее стать не помешало бы. Эдак мясца нарастить!
– Принимайте на здоровье, мистер Лестер, – увещевал доктор. – На доброе здоровье!
За Лили Вагстафф и Эдом Лестером вскоре последовали Элиза Хантер, Виктория Дрейпер, Молли Саггз и высокий сутулый могильщик по имени Фердинанд Криппс.
Я снова пришёл на Хартли-сквер на следующий день после того, как доктор Кадуоллэдер вручил мистеру Криппсу свою настойку. И на следующий. И – на всякий случай! – на следующий. Но доктор больше не намерен был ни посещать Осиное Гнездо, ни прогуливаться по Восточной набережной, ни бродить по трущобам. Это оказалось весьма кстати – мне требовалось время на собственную подготовительную работу.
Во-первых, я, по своему обыкновению, засел в Библиотеке Андерхилла. Труды мои не прошли даром – удалось найти кое-что любопытное. Во-вторых, я заручился помощью Пи Би и ради его мудрёных опытов носился по всему городу и мешками скупал готовые лекарства – те, что отпускают без рецепта…
Это случилось в разгар вечера перед моим очередным – и, как я очень надеялся, последним – визитом к доктору Кадуоллэдеру. Профессор вдруг воскликнул:
– Боже всемогущий, кажется, получилось!
Мы оба были в лаборатории. Я дремал на кушетке. На самом деле я прилёг просмотреть последние записи, которые сделал в Библиотеке, пытаясь сложить фрагменты в целую картину, но веки мои стали такими тяжёлыми, что я на секундочку закрыл глаза. Тем временем профессор склонился над устрашающего вида конструкцией – скоплением сообщающихся между собой стеклянных колб, медных горшочков, диковинных колпачков и пробирок. Пи Би капнул желтоватую жидкость из пипетки прямо в одну из пузырящихся колб.
– Получилось? Вы уверены? – я был так взволнован, что вскочил с кушетки.
– Насколько вообще можно быть уверенным в таком деле, Барнаби, – ответил Пи Би, поднося пузырёк с тёмно-зелёной жидкостью к свету. – Теперь, в соответствии с моей теорией, фотоликантропную чувствительность можно довольно эффективно заблокировать на субфолиевом уровне при пероральном приёме…
Я слушал, как профессор описывает тонкости эксперимента, на который он потратил так много времени и сил, и, вопреки всему, надеялся, что именно эта его теория окажется верной.
Следующим утром я отправился по крышам на Хартли-сквер. Ровно в семь часов я уже стоял перед доктором, готовый исполнять поручения.