Проклятие Раду Красивого

До сих пор не знаю точно, в чём причина. Почему султан снова перестал доверять моему брату? Потому что мы с Владом говорили о моей поездке в Румынию? Но ведь брат меня от поездки отговаривал, то есть Мехмеду следовало бы гневаться на меня, а не на Влада. В чём же было дело? Неужели, султан гневался просто оттого, что теперь мы с братом стали относиться друг к другу, как раньше? Мехмед жаловал моего брата, когда я на Влада сердился, а стоило мне успокоиться, как султан снова перестал доверять ему. Неужели так?

Насколько я помню, Мехмед, дав Владу позволение увезти одного из сыновей, не сомневался в правильности своего решения, несмотря на то, что увезённый мальчик считался заложником. В той цепи, которая приковывала моего брата к Турции, осталось достаточно звеньев — так полагал султан, но именно в те дни, когда я сделался весел и беззаботен, султановы суждения изменились.

— Как ты полагаешь, зачем он его забрал? — спросил меня Мехмед, когда мы в один из дней поздней весны сидели в "саду для утех" под навесом и, восстанавливая силы, угощались шербетом.

Ох, злосчастный сад! Несомненно, это место кто-то проклял, раз оно приносило столько бед.

Я сразу подумал о беде, когда услышал вопрос о Владе, но нашёл в себе силы спокойно произнести:

— Думаю, твой брат хочет чаще видеть сына, повелитель.

— Но ведь он и так видел его часто, раз в несколько месяцев, — возразил Мехмед.

— У моего брата много дел, как у правителя, и он не всегда может приезжать к нам так часто, как хочет.

Мне казалось, что это объяснение убедительно, но султан лишь отмахнулся:

— Я думаю, твой брат замыслил предать меня и, пока есть время, хочет утащить из моих земель всё, что можно.

— Предать? Нет, повелитель. Он понимает, что крепко сидит на своём троне лишь благодаря твоей милости.

Я всё ещё надеялся убедить Мехмеда, но тот меня совсем не слушал:

— А тебе не наскучило рассуждать о том, что делает на троне твой брат? — спросил он. — Ты уже взрослый, тебе почти двадцать два года. Так неужели тебе самому не хочется обрести власть?

— Я никогда не думал о троне, повелитель. Я думал, что моё место — рядом с тобой, — мне действительно так казалось, это была правда.

— Достойный ответ, — улыбнулся Мехмед, но его улыбка не предвещала для моего брата ничего хорошего.

Помолчав немного, султан произнёс:

— Я думаю, что твой брат уже достаточно побыл у власти. Пора тебе сменить его.

— А что будет с братом? — спросил я, но Мехмед вместо ответа задал мне новый вопрос:

— Помнишь, как мы говорили о том, кого бы ты предпочёл, если б пришлось выбрать между мной и им? Ты тогда ответил, что предпочёл бы меня. Так? А теперь настала пора подкрепить слова делом.

В ту минуту я был почти обнажён, и вдруг, впервые за много лет, мне стало стыдно от своей наготы. Мне казалось, что Мехмед видит меня насквозь. Захотелось закрыться, и я не сделал так только потому, что задумался, куда деть пиалу с шербетом, которую держал.

— Что тебя смущает, мой мальчик? — спросил султан, положив руку мне на колено.

— А что будет с моим братом? — повторил я. — Он окажется в крепости?

— Не вижу смысла держать его в крепости, — ответил султан.

— Но... но... — я не находил слов.

Да, случилось именно то, чего я много лет опасался, но Мехмед говорил так просто, буднично и спокойно, будто речь шла не о казни. От этого казалось, что я истолковываю слова султана неверно.

Я, наконец, нашёл, куда поставить пиалу, затем пересел так, чтобы оказаться точно напротив Мехмеда, подался вперёд и, глядя ему прямо в глаза, спросил:

— Мой брат будет казнён?

— Да, — последовал всё такой же спокойный ответ. — Как только он приедет снова, я прикажу. Впрочем, если хочешь, ему не станут отрубать голову, а задушат шёлковым шнурком. Такую милость я оказываю немногим, но твой брат вполне её заслужил. Он ведь никогда не выступал против меня... пока не выступал... а будущее известно лишь Аллаху... Так пусть твой брат умрёт верноподданным. Это будет лучше и для тебя, и для его старшего сына. Никто не посмеет сказать, что вы — родня изменника. Нерадивого слуги — да, но не изменника.

Я отпрянул. Сердце моё начало колотиться. Я не знал, как поступить, и теперь боялся даже посмотреть на султана. Мне казалось, что мой взгляд, если он не понравится Мехмеду, может ещё больше ухудшить положение моего брата. Но... что может быть хуже? Влад оказался приговорён к смерти!

Я вдруг понял, что если в моей внутренней сути что-то и осталось от прежнего невинного Раду, так это любовь к брату. А Мехмед решил отнять у меня даже то последнее, за что я ещё держался!

Мне следовало защищать то, что у меня хотят отнять. Всякий человек защищает своё. Но я... я вдруг снова почувствовал себя тринадцатилетним отроком, который не в силах отвечать ударом на удар, не в силах сопротивляться, а способен только покоряться чужой воле.