Проклятие Раду Красивого

Оказалось, что в то самое время, когда Мехмед был в Морее, великий визир Махмуд-паша по поручению султана сжёг венгерскую крепость Северин. Однако войско великого визира увлеклось грабежами окрестностей и потому разорило не только венгерские земли, но и соседние — румынские. Много румын попало в плен.

Когда мой брат узнал об этом, то погнался за Махмудом-пашой и с помощью венгерского войска, которое гналось за турками от Северина, освободил пленников. А великий визир, когда потерпел поражение от моего брата и венгров, решил не говорить султану о том, что мой брат в этом участвовал. Махмуд-паша рассказал только о венграх и валил всё на них, потому что запоздало понял, какую глупость совершил, позволив своим людям грабить румынские земли.

Поэтому-то люди Мехмеда отправились к Владу за данью, как ни в чём не бывало, и поэтому султан не понял, что побудило моего брата прибить чалмы к их головам. Честно говоря, я тоже не понял, когда впервые узнал об этом, но позднее, уже в Румынии мне объяснили.

Турецкие посланцы говорили, что снимать чалмы запрещает закон ислама, а мой брат ответил на это словами из Священного Писания — словами, которые сказал сам Христос: "Пришёл Я не нарушить закон, но исполнить". Так христианский закон послужил против закона исламского. Так мой брат объявил, что собирается идти в крестовый поход.

Оставаясь в Турции, я, увы, не мог узнать мотивы поступков моего брата, но главное мне было известно — Влад и султан теперь враждуют, а поход в Румынию состоится на следующий год после того, как Мехмеду покорится Трапезунд.

* * *

Слушая разговоры султана о Трапезунде, я чувствовал себя человеком, который остановился перед некоей плотной завесой. За ней находилось то, что я всегда хотел увидеть — Румынскую страну, мою родину. Лишь Трапезунд отделял меня от родины! Я чувствовал, как близко от меня то, на чём сосредоточены мои помыслы — достаточно лишь протянуть руку! Однако завесу должен был отодвинуть не я, а султан, и в открывшийся ход он тоже шагнул бы вместе со мной. Увы, только так! Поэтому мне хотелось, но в то же время не хотелось, чтобы трапезундская завеса отодвинулась.

О самом же Трапезунде я почти не думал. Для меня он являлся таким же государством греков, как Морея — осколком некогда великой Византийской державы. Там тоже жили мои единоверцы — православные христиане, но мне казалось предпочтительнее забыть о них. Впрочем, судя по тому, как легко султан завоёвывал греческие земли, о греках забыл не только я, но и весь христианский мир.

Находился Трапезунд не на Пелопоннесе, а в Азии, и я даже удивлялся, почему этот осколок Византии ещё не покорён, ведь султанские владения окружали его со всех сторон. В это греческое государство можно было попасть, минуя турецкие земли, только если плыть по Чёрному морю. И вот султанский флот перекрыл дорогу через море.

Исход войны казался предрешён, она обещала закончиться быстро, но я желал, чтобы всё длилось подольше, ведь Мехмед и на этот раз не взял меня с собой в поход, а оставил в старой турецкой столице, тем самым дав возможность заниматься разными запретными делами.

Стоило Мехмеду уехать, как я при первой же возможности отправился в дом терпимости в греческом квартале. Последний раз я посещал его, когда мне было чуть менее шестнадцати, а теперь мне почти исполнилось двадцать четыре года, но если раньше я пошёл туда просто из-за слов брата, то теперь — ради удовольствий.

Я даже не подкупал своих слуг, чтобы они отвели меня, а просто взял и сам отправился к этому дому в воскресенье, когда мне разрешалось выходить из дворца ради посещения храма.

Когда слуги, сопровождавшие меня, увидели, что я свернул с широкой шумной улицы в тихий переулок, который вёл отнюдь не к храму, и спросили, в чём дело, я окинул их насмешливым взглядом:

— В храм мне идти не хочется. Я пойду в другое место, в дом наслаждений. А вы можете сопровождать меня.

— Но господин... — начал один из слуг, пожилой грек.

— Что? — я усмехнулся. — Ты возражаешь мне? Лучше повинуйся и не становись у меня на пути. А то я пожалуюсь султану, когда тот вернётся, что у меня пропал дорогой перстень. Как думаешь, у кого этот перстень найдут?

— Господин, — грек покачал головой, — ты, наверное, шутишь?

— Вовсе нет, — продолжал я насмешливо. — Перстень может случайно оказаться в вещах, которые ты забираешь у меня, когда их надо постирать или вычистить. А вдруг перстень окажется за подкладкой кафтана? Или в мыске сапога? Неужели, ты станешь тщательно обшаривать мою одежду? Но ведь это придётся делать постоянно. И однажды ты не сможешь найти то, что я спрятал. Вот тогда и повеселимся.

Грек оторопел, а я осклабился:

— Что? Хочешь, чтобы твою службу отравлял постоянный страх? Лучше не становись моим врагом.

Слуги заволновались, а я опять оглядел их всех:

— Это касается каждого из вас. Не препятствуйте мне в исполнении моих прихотей, не вздумайте хватать за руки и пытаться остановить. Просто повинуйтесь, а когда мы вернёмся во дворец, не болтайте лишнего. Так лучше для вас самих.

* * *