Проклятие Раду Красивого

И вот крики стали совсем близкими, и послышался странный звук, как если б кто-то барабанил по деревянным доскам. Так оно и было. Это турецкие воины из основного лагеря, теснимые конницей Влада, оказались прижаты к укреплениям, окружавшим ставку. Турецкие воины упёрлись в вал, надставленный деревянными щитами, и кто-то, наверное, пытался перелезть, но янычары принялись защищать эти укрепления.

Я слышал крики на-турецком:

— Прочь! Прочь, трусливые твари! Прочь, сыновья ослов! Куда вы лезете? Идите и сражайтесь! Прочь, а то мы сами вас убьём! Прочь!

Однако янычаров было мало, а тех, кто лез к нам, много. Вот раздался скрип и треск падающих щитов, но не впереди меня, а где-то сбоку, с западной стороны — там, где стояло меньше всего янычар. А ещё раздался рёв, и я вспомнил, что с той стороны также находились верблюды.

Наверное, этих животных полагалось бы выгнать прочь из ставки, но их же насчитывалось почти восемьсот. Чтобы поднять на ноги такое стадо и выгнать, требуется время. Влад не дал людям султана этого времени, и вот верблюды, когда на них побежала толпа кричащих турецких воинов, поднялись на ноги сами, взревели. Слуги, приставленные к верблюдам, конечно, пытались успокоить животных, заставить стоять на месте, не пугаться шумных людей, и поначалу успокоить удавалось.

Казалось, что главное — преградить дорогу бегущим турецким воинам, прорвавшимся через укрепления и через строй янычар, а теперь бежавшим сквозь верблюжье стадо.

Дальше вся толпа бегущих оказалась бы там, где находился султан. Её не следовало туда допускать, поэтому турецкий начальник, помогавший мне управляться с моими конниками, отдал приказ. Конники перестроились и преградили дорогу бегущей пехоте. Я не столько видел это, сколько угадывал по перемещавшимся огням факелов.

А ещё я почувствовал, что в лагере стало гораздо больше народу. Пространство вокруг меня сжималось. Те конники, которые ещё несколько минут назад стояли на расстоянии трёх шагов, теперь приблизились так, что мы иногда задевали друг друга стременами. И приблизились они не по своей воле. Кто-то напирал на них — вернее, не кто-то, а та толпа, которую гнала перед собой конница Влада.

На северной стороне янычары по-прежнему держались. И укрепления — тоже, поэтому я успел с грустью подумать, что опасность миновала, ведь теперь, когда в ставке султана стало очень тесно, воины из основного лагеря, гонимые Владом и хотевшие проникнуть сюда, просто не смогли бы здесь поместиться.

И вот тут-то верблюды, не прекращавшие реветь, пришли в движение. Часть стада двинулась к султанскому шатру в центре ставки, а дальше пошла бы прямо на султана! Надо ли говорить, что двугорбые верблюды — очень большие животные, и если они хотят куда-то пройти, то просто идут, раздвигая тех, кто меньше их, как корабль рассекает волны.

Уж не знаю, почему верблюды решили, что в центре лагеря им будет лучше. А может, просто не могли больше слышать невидимых крикунов, которые сновали мимо и, наверняка, проскальзывали у них под брюхами. Верблюды пошли. Мои всадники не могли преградить дорогу верблюдам, потому что кони в страхе пятились.

Я развернулся в ту сторону и вдруг увидел вместо малоразличимых движущихся теней чёрные двугорбые силуэты на фоне яркого пламени. Наверное, кто-то из воинов, не справившись с испугавшимся конём, уронил факел. Факел упал возле султанского шатра, так и оставшегося неубранным в отличие от палаток слуг, и пламя начало стремительно подниматься по полотняной стене.

Тут значительная часть стада верблюдов, испугавшись огня, отвернула от шатра — и пошла прямо на меня и конников рядом со мной!

В это мгновение я понял, что мои всадники, шарахавшиеся от верблюдов, вовсе не трусливы. Кони боятся верблюдов, и поделать с этим ничего нельзя. Нельзя! Даже мой конь перестал меня слушаться! Он прянул в сторону, пропуская верблюдов мимо — туда, где находились янычары, до сей поры защищавшие северную сторону укреплений султанской ставки вполне успешно.

Я видел, как мечутся мои всадники и люди султанской конной охраны. Я видел, как в воздухе мелькают стрелы, втыкаясь в верблюдов, то есть султановы люди пытались убить этих животных, чтобы хоть так остановить их движение, похожее на движение ложки в большом котле — весь строй конников и пехоты превратился в кашу.

В свете пылавшего султанского шатра я видел, как по вине верблюдов все ряды янычар смешались. Я видел, как валятся щиты укреплений и из-за них появляются всё новые турки, гонимые моим братом и, наверное, стремившиеся добраться до южной части турецкого лагеря — туда, куда ещё не добрался Влад.

Только что ставка султана была подобна чаше, куда можно налить строго определённое количество воды, а теперь, когда укрепления пали, ставка как будто сделалась частью речного русла, через которое движутся и движутся кипящие воды. Турецкие воины, убегавшие от моего брата, текли в неё и через неё.