Проклятие Раду Красивого

Султан опять посетовал на нерадивость своих слуг, но уже через полминуты начал быстро отдавать указания Махмуду-паше, подчинённым Махмуда-паши, присутствовавшим на совете, а также подчинённым подчинённых Махмуда-паши. Последние, как выяснилось, давно прибыли к шатру, но оказались не такими смелыми, как недавний докладчик, и не решились "беспокоить" участников совета.

Затем все, кроме Махмуда-паши, побежали исполнять указания. Великий визир позволил себе удалиться не бегом, а торопливым шагом. Человеку, который является вторым лицом в Турецком государстве, всё-таки не подобает бегать, однако, если бы великий визир знал, что случится чуть позже, то наверняка бы побежал, путаясь в полах длинного халата. Возможно, если бы Махмуд-паша прибыл в северную часть лагеря чуть раньше и успел возглавить обороняющихся, всё сложилось бы иначе. Однако не успел.

Мехмед только-только вернулся в шатёр и начать говорить с оставшимися военачальниками о том, что в течение завтрашнего дня надо непременно дойти до Тырговиште, как Махмуд-паша вернулся, весьма смущённый.

Поклонившись, великий визир доложил:

— Повелитель, конница Влада-бея ворвалась за укрепления. Мы не можем сдержать её. Она пробивается в сторону твоей ставки. Нам надо немедленно готовиться защищать центр лагеря.

Ах, видели бы вы Мехмеда! Даже я, сидя от султана довольно далеко, заметил, как у него лицо вытянулось и побелело!

* * *

Жаль, что Мехмед велел мне оставаться в ставке! Всё, что мне следовало сделать, это приказать своим четырём тысячам воинов поседлаться, сесть на коней и построиться вокруг султанского шатра бок о бок с личной конной охраной Мехмеда.

Это был первый в моей жизни бой, и потому теперь я сидел не на своём дымчато-сером жеребце, на котором путешествовал, а на другом, боевом коне. Этот другой был гнедого окраса и более крупный по сравнению с прежним.

Конечно, я сел на нового коня не впервые — ездил на нём и раньше, чтобы привыкнуть, но совсем чуть-чуть. Серый нравился мне гораздо больше, мы с ним сроднились, а гнедой будто и не считал меня хозяином. Боевой конь оказался более сдержан по характеру и больше следил не за моим настроением, а за тем, что происходит вокруг. Животное явно привыкло ходить в строю, а дымчато-серый мой товарищ не смог бы долго оставаться спокойным среди других коней, попробовал бы кусать их.

"Ничего. Главное, чтобы новый конь тоже оказался резвый", — думал я и надеялся, что Влад всё же пробьётся к ставке и устроит здесь бой, сумятицу, а мне удастся, воспользовавшись этим, уехать из султанского лагеря как можно дальше.

"Утром меня, наверняка, схватят румынские дозоры и отвезут к Владу", — подумал я. О том, что в нынешней ночной битве для меня — как и для моего брата! — возможна смерть, я не думал. Совсем не думал. Даже доспехи надел только после того, как турецкий начальник, помогавший мне управляться с моими конниками, напомнил, что надо надеть.

Пока я надевал кольчугу и прочее, вокруг трубили трубы. Это означало, что воины строятся в боевой порядок, а слуги убирают палатки, чтобы не мешали сражаться. В темноте, когда перед глазами постоянно мелькали люди с факелами, мне трудно было что-то понять, но трубы подсказывали.

Наконец, мельтешение огней прекратилось, в султанской ставке всё замерло, и вот я, уже сидя в седле, оглядывался вокруг — на своих построившихся воинов. Гючлю, конечно, находился где-то среди них, но я его не видел. В неровном свете факелов мне виделись только ближайшие ко мне всадники, в том числе мой знаменосец, и морды их коней.

Лица всадников казались суровыми, а морды лошадей имели внимательное выражение. Кони, как и их хозяева, прислушивались к шуму битвы, который с каждым мгновением становился всё сильнее. Крики, звон железа, а где-то совсем далеко раздавался гром пушек, за последние полчаса уже ставший привычным.

Все, кроме меня, непрерывно озирающегося, смотрели на север. Мой конь тоже стоял головой на северную сторону. Перед его мордой начинался строй янычаров. Им первым выпало принять на себя удар конницы Влада. Свою конную охрану и моих воинов султан собирался пустить в дело только в крайнем случае.

Сам Мехмед находился на юго-востоке своей ставки. Об этом я мог судить по яркому пятну света, ведь вокруг турецкого правителя собралось больше всего людей с факелами. Иногда мне казалось, что я вижу даже силуэт Мехмеда, восседающего в седле. Я ориентировался по высокому островерхому шлему, ведь у султана этому шлему следовало быть самым высоким. А может, шлем, который я видел, принадлежал Исхаку-паше?

Махмуд-паша рядом с султаном не присутствовал, потому что по-прежнему пытался сдержать конницу моего брата, но явно без успеха, ведь шум битвы всё приближался.

По звуку это казалось похоже на надвигающуюся морскую волну, но волна двигалась слишком медленно. Невероятно медленно. Наверное, не я один устал ждать.