Проклятие Раду Красивого

— Нет, — продолжал улыбаться Мехмед. — Ведь, как я теперь знаю, он прибил чалмы к головам моих посланцев, желая оскорбить ислам. Я подумаю, как бы мне оскорбить веру твоего брата.

Мне совсем не хотелось, чтобы султан убил посланца, но я понимал, что султан сейчас хочет мести и почти не способен думать о своих выгодах. Имело ли смысл настаивать при таких условиях? Однако я решил попытаться:

— Но, может быть, сначала всё-таки узнаем, с чем приехал посланец?

— Посланец приехал договариваться о выкупе за пленных, повелитель, — тут же пояснил Мехмеду Исхак-паша. — Посланец проболтался об этом, однако он не простак, а хитрец. Он сначала хотел договориться напрямую со мной и заплатить выкуп мне. Полагал, что я окажусь сговорчивым и позарюсь на деньги. Но я ответил, что судьбу пленных можешь решить только ты, повелитель.

Мехмед засмеялся, довольный:

— Всех казнить, — повторил он.

Меж тем мы въехали в лагерь, и при свете солнца стало видно, насколько сильный ущерб оказался причинён моим братом. О том, чтобы сегодня двинуться к Тырговиште, не могло быть и речи. Сначала следовало перевязать раненых воинов, добить раненых лошадей и верблюдов, а также починить те вещи, что были сломаны в ходе ночной битвы, если, конечно, починка представлялась возможной.

Султанская ставка представляла собой гораздо менее жалкое зрелище, чем мы могли ожидать. Конечно, здесь были и поломанные телеги, и мусор валялся на каждом шагу, но зато укрепления были восстановлены — деревянные щиты стояли, как прежде. Мёртвых людей убрали. Мёртвых верблюдов убрали. Живые верблюды лежали на прежнем месте, а вместо сгоревшего зелёного султанского шатра посреди ставки возвышался другой — белый, шатёр Махмуда-паши.

— Я осмелился отдать тебе свой шатёр, повелитель, — с поклоном произнёс великий визир, заметив вопросительный взгляд султана. — Там уже есть всё, что нужно, чтобы ты мог отдохнуть после тяжёлой ночи.

"Надеюсь, султан не решит, что для отдыха нужен ещё и я", — подумалось мне, однако султан сейчас думал не об отдыхе, а о мести.

К великому сожалению Махмуда-паши, стремившегося выслужиться, султан не пожелал отправиться в шатёр, а повернулся к Исхаку-паше и велел показать пленников и посланца, присланного моим братом.

Я, конечно, сопровождал султана, но предпочёл бы не сопровождать, потому что не знал, как смотреть в глаза людей, могших стать моими подданными, но вместо этого обречённых на смерть.

И вот я увидел, что на краю лагеря прямо на земле сидят те самые пленники. Руки у каждого были связаны за спиной. На некоторых пленниках остались панцири из бычьей кожи — турки поленились снять. На некоторых виднелись доспехи подороже — кольчуги, но все изодранные и в своём нынешнем виде не представлявшие ценности. А вот большинство пленников совсем не имели доспеха, и мне почему-то показалось, что они так и шли в бой — без доспеха. Эти люди не выглядели настоящими воинами. Скорее походили на крестьян, которые по зову моего брата пришли в ополчение.

Эти люди не хотели умирать. Когда султан пришёл посмотреть на них, они внимательно смотрели на него, но без вызова, наверное, надеясь, что их не убьют, а сделают рабами. Тоже, конечно, незавидная судьба, но ведь раб может убежать, или его могут выкупить. Всё лучше, чем смерть.

Эти люди явно надеялись на что-то. Они надеялись, что турки договорятся с Владом. Ведь не просто так пленники поглядывали на рослого светловолосого человека в дорогой одежде, который стоял в отдалении — это явно был посланец Влада.

Посланца не охраняли, ведь он не собирался бежать, однако ножны меча у него на поясе болтались пустые. Издали увидев султана, этот человек снял шапку и почтительно поклонился в пояс. Посланец забыл о гордости, а думал о том, как выручить людей.

Меня это очень тронуло. "Если Влад прислал к султану такого человека, совсем не заносчивого, значит, ценит жизни. Мой брат ценит жизни своих людей. А ведь кто-то всё время рассказывает, что мой брат — жестокий человек. Нет, он не жесток", — подумал я.

Меж тем Мехмед, который, только узнав о посланце, совсем не собирался говорить с ним, теперь передумал и сделал знак своим слугам.

Владова человека подвели ближе и держали под локти, как положено для всех незнакомых христиан, приходящих к султану, чтобы христианин вдруг не выхватил откуда-нибудь кинжал и не попытался напасть на турецкого правителя.

Помнится, на военном совете в Эдирне этот обычай применялся в отношении меня — меня тоже держали под локти, но Мехмед показал всем, что доверяет мне, и что не боится повторить судьбу своего прапрадеда, убитого одним отчаянным сербом.

"А ведь нынешний посланец — тоже серб", — вдруг подумал я. Да! Только теперь я узнал его! Этого человека звали — Войко. Когда мы последний раз виделись, мне было одиннадцать лет. И уже тогда он служил моему брату. Когда-то очень давно Войку, в то время являвшегося рабом, подарил Владу старый султан Мурат. Подарил вместе с другими слугами, а также конями и походным шатром перед тем, как отправиться в поход против христиан.