Проклятие Раду Красивого

Я проследовал вместе со слугой в недра шатра, в большую "комнату", устланную коврами. Посреди неё стояла софа, на которой развалился Мехмед, временно сняв доспехи:

— Мой мальчик, — улыбнулся султан. — Ты, наверное, услышал мой мысленный зов. Я как раз думал о тебе.

— А я — о тебе, повелитель, — улыбнулся я.

Слуга, не дожидаясь приказа, выскользнул вон и поплотнее задёрнул за собой полотнища, служившие дверями.

— Что это он? — засмеялся султан. — Разве мы с тобой сейчас будем делать что-нибудь, не предназначенное для чужих глаз?

— Не знаю, повелитель, — я улыбнулся и уселся возле софы на ковры так, чтобы султан мог запустить пальцы в мои локоны, если б пожелал.

Мехмед так и сделал. Принялся играть с моими волосами, но я видел, что его движения ленивы. Он действительно устал и, значит, не был расположен к серьёзной беседе.

"Что ж, буду говорить полушутя", — решил я, снова улыбнулся, лукаво взглянул на султана и произнёс:

— Повелитель, мы уже почти дошли до Тырговиште. А раз так, значит, я уже почти господин этих земель. Да? Значит, сейчас я пришёл к тебе не только как твой возлюбленный, но и как твой вассал. Да?

— Пожалуй, да, — ответил султан. — Но почему ты это говоришь?

— Потому, что уже сейчас думаю о том, как буду служить тебе.

Я уже не сидел на ковре, а стоял рядом с софой на коленях. Мехмед смотрел на меня, и теперь по логике вещей мне следовало начать сгибаться в поклоне:

— О, мой сюзерен и повелитель!

Поскольку я находился к софе очень близко, то в результате этого поклона ткнулся лбом султану на грудь. Это произошло будто бы случайно, а затем я уже нарочно повернул голову и прижался щекой к груди Мехмеда, начал обнимать его:

— Мой сюзерен и повелитель!

— Опять твои шалости? — улыбнулся Мехмед и добавил с лёгким укором. — Ты, как ребёнок. И так продолжается уже много лет. Наверное, ты никогда не повзрослеешь.

Судя по тому, как султан это говорил, он и не хотел, чтобы я повзрослел, но раз Мехмед укорял меня, теперь мне можно было сделать вид, что я пытаюсь повзрослеть.

— О, повелитель, если ты хочешь, чтобы я стал серьёзен и служил тебе серьёзно, я так и сделаю. И вот тебе доказательство, что у меня есть и серьёзные мысли в голове — я всё думаю, как мне завоевать сердца моих подданных.

По моей задумке фраза "завоевать сердца подданных" должна была стать непристойно-двусмысленной, но султан слишком услал, чтобы воспринимать те смыслы, которые не лежат на поверхности.

— Что значит "завоевать сердца"? — не понял Мехмед.

— Нет-нет, повелитель, — засмеялся я, — не в том смысле, как ты завоевал моё сердце. Однако я должен расположить их к себе.

Султан, наконец, понял, тоже засмеялся и продолжал спрашивать:

— И как же ты собираешься сделать это?

— Повелитель, есть один надёжный и проверенный способ — дарить ценные подарки.

— Не будь слишком расточительным, — посоветовал Мехмед.

— О, не буду, повелитель, не буду! — пообещал я. — И я даже придумал, как мне сделать много ценных подарков моим подданным, но при этом не лишиться ни земель, ни золота, ни драгоценностей, ни других ценных вещей.

— О, это интересно, — оживился султан. — И что же ты придумал?

— Я подарю моим подданным их же собственные жизни. Ведь жизнь — это самый ценный подарок из всех возможных. Да?

— Думаю, да, — согласился Мехмед, а я продолжал:

— Однако, повелитель, я прошу тебя помочь мне в этой моей задумке.

— И как же?

Наверное, султан уже мог бы догадаться, куда я клоню, но он устал и не хотел думать, поэтому просто задавал вопросы, а мне оставалось отвечать на них:

— Вот, например, сегодня ты приговорил к смерти многих людей моего брата...

— Да, — сказал Мехмед. — И они скоро умрут.

— Но если бы ты помиловал их и объявил им, что сделал так по моей просьбе, они оказались бы мне весьма благодарны. Более того — они бы увидели, что если останутся на службе у моего брата, это принесёт им только смерть, а если станут служить мне — будут жить. И даже это ещё не всё. Они расскажут о том, что случилось, другим слугам моего брата и тем самым искусят их.

— Искусят? — спросил султан.

— О, да! — говоря это, я передвинулся так, что теперь моё лицо стало гораздо ближе к лицу Мехмеда.

Султан мог бы поцеловать меня, если б чуть приподнял голову с подушки, но когда он попытался это сделать, я чуть отстранился, бросая на него лукавый взгляд:

— Да, я хочу искусить людей моего брата, чтобы они задумались, надо ли им отдавать за него жизнь, если можно продолжать жить... уже в качестве моих слуг. Я покажу им себя добрым и милостивым. Разве им не захочется получить такого государя?

— Ты великий искуситель, — сказал Мехмед, сжал мою голову ладонями, чтобы я не мог отстраниться, и крепко меня поцеловал.

Я обрадовался: "Неужели у меня получилось?" — однако торопиться не следовало, поэтому, когда Мехмед оторвался от моих губ, я уже сам поцеловал султана, снова откинувшегося на подушку.

Лишь завершив поцелуй, я спросил:

— Значит, ты согласен со мной, повелитель? Казнь не состоится?