Проклятие Раду Красивого

Палачи часто сменялись, потому что им приходилось взмахивать своими тяжёлыми саблями раз в минуту. Головы катились одна за другой. Их складывали в одну большую кучу. Почти тысяча голов! Представьте себе, как велика была эта куча. Я никогда такой не видел, а она всё росла.

И вот никого не осталось. Только Войко. Я начал тревожиться, что султан передумает или просто забудет о своём обещании, однако я находился слишком далеко от султана и не мог осторожно напомнить о себе.

Мне стало действительно страшно, когда Войку подвели к тому месту, где вся трава была залита кровью казнённых. Моего друга уже готовились поставить на колени, но тут султан поднял руку:

— Стойте.

Войко прямо смотрел на Мехмеда, и мне показалось, что мой друг в эту самую минуту хотел только одного — убить султана.

— Посланец, ты видел, как я казнил людей твоего господина? — спросил Мехмед.

— Видел, — с вызовом ответил Войко. — Я должен испугаться того, что видел?

Султан не ответил и продолжал спрашивать:

— Ты хорошо всё разглядел?

— Хорошо, — отвечал мой друг, — но я не боюсь.

— Мне всё равно, что ты сам думаешь об этом, — сказал Мехмед. — Главное, ты запомнил всё, что видел, и сможешь рассказать Владу-бею, когда вернёшься в его лагерь.

Войко, уже приготовившись к смерти, не ожидал такого поворота событий. И выглядел растерянным.

Султан, видя эту растерянность, рассмеялся:

— Да, я дарю тебе жизнь, но благодарить ты должен не меня, — Мехмед обернулся ко мне. — Раду-бей, выезжай вперёд, на поле.

Я выехал и остановился неподалёку от Войки, которого продолжали держать двое турецких воинов.

— Вот, кого ты должен благодарить, посланец, — сказал Мехмед, указывая на меня. — Посмотри на того, кто скоро станет новым правителем вашей страны. Он добр и великодушен. Он явился ко мне и просил, чтобы я оставил тебе жизнь. Он не хочет крови, как Влад-бей. Раду-бей хочет мира.

Войко посмотрел на меня, а я хотел спросить, помнит ли он меня — помнит ли одиннадцатилетнего мальчика, что жил в сумрачных дворцовых покоях в Эдирне. Однако сейчас вопрос казался неуместным.

— Благодари своего спасителя, посланец, — сказал султан, обращаясь к Войке. — Поклонись ему и поцелуй ему руку.

И вдруг я снова испугался — испугался, что Войко, вместо того, чтобы выполнить веление Мехмеда, плюнет мне в лицо как врагу и предателю.

По знаку султана воины отпустили Войку, и мой друг — я надеялся, что всё ещё друг! — медленно двинулся ко мне.

— Войко, — тихо окликнул я его по-румынски, — это я, Раду. Ты помнишь меня? Помнишь, как я называл тебя другом? Помнишь, как ты сам сказал, что друг мне? Прошу, позволь спасти тебя. Сделай то, что говорит султан. Разве это унижение?

— Значит, ты не забыл, Раду? — хрипло спросил Войко вместо ответа.

Я отпустил повод, снял перчатку с правой руки и протянул эту руку Войке. Мой друг выполнил поведение султана. С поклоном подошёл к моей руке и поцеловал её, причём сделал это без брезгливости, а затем почтительно отступил на шаг.

— Теперь иди, — усмехнулся Мехмед. — Возвращайся к своему прежнему господину и хорошенько подумай, что принесёт тебе служба ему.

Не помню, как я вернулся в лагерь. Не помню, как слез с коня. Помню только, как забрался в свой шатёр, повалился на постель и сразу же заснул. Столько всего пришлось пережить за минувшую ночь и это утро!

* * *

Вечером я проснулся и отправил одного из слуг к шатру Мехмеда, чтобы аккуратно разузнал, нужно ли мне будет ночью явиться к своему повелителю. Мне же передали, что султан крепко спит, обо мне не спрашивал и вряд ли спросит, поскольку велел, чтобы его охрана ночевала прямо в его спальне.

"Надо же, — подумал я. — Никогда ещё султан не проводил ночь с двенадцатью мужчинами одновременно".

Разумеется, это выглядело совсем не так, как я себе представил в первое мгновение. Охрана — в полном боевом облачении! — просто уселась по углам спальни или улеглась вокруг кровати на коврах, положив рядом с собой обнажённые сабли, чтобы в случае появления убийцы не тратить время на то, чтобы вытаскивать оружие из ножен.

И всё же я, снова засыпая в своём шатре, и радуясь оттого, что этой ночью не нужно идти к султану, повторял себе снова и снова: "Двенадцать мужчин в спальне с султаном. Неплохо! А вот любопытно, сможет ли мой брат напугать Мехмеда так, чтобы в султанской спальне оказались уже двадцать четыре мужчины".

Проснулся я оттого, что услышал у северной стены своего шатра знакомый шорох. Вокруг была кромешная тьма, но мне и не требовалось видеть моего ночного гостя. Я и так прекрасно знал, как он выглядит.

— Ты сказал "послезавтра — да", — напомнил Гючлю.

— А послезавтра это сегодня, — докончил я.

— Сегодня ночью султан не звал тебя к себе. Почему? — спросил турок.

— Должен же он хоть когда-то утомиться.

— А ты утомился, цветочек? — вкрадчиво спросил Гючлю.

Вместо ответа я развернул его спиной к себе, и мой любовник беспрекословно покорился.

В ту ночь я не становился женщиной ни разу. Женщиной был только Гючлю.

* * *