Проклятие Шалиона

Наконец Изелль и Бергон поднялись со своих кресел. Изелль взяла принца под руку, и они вышли к хозяевам и гостям дворца, глядя друг на друга с величайшей приязнью и радостью. Правда, иногда казалось, что Изелль торжествует чуть больше, чем Кэсерилу хотелось бы, но он вполне удовлетворился, когда принц ободряюще кивнул ему: все в порядке!

– Наследная принцесса Шалиона… – провозгласила Изелль и сделала паузу;

– …и наследный принц Ибры… – подхватил Бергон.

– …счастливы объявить, – продолжила Изелль, – что они произнесут свои брачные клятвы перед Богами, перед нашими благородными гостями из Ибры и перед жителями этого города…

– …в храме города Тариун в полдень послезавтра! – закончил Бергон.

Гости и хозяева встретили известие радостными возгласами. Кэсерил же принялся высчитывать, за сколько времени дошла бы до Тариуна колонна вражеского воинства. И ответом было: не успеют! Соединенные Богами, взаимно укрепившие свои силы, юные правители в дальнейшем смогут действовать в строгом согласии. Как только Изелль выйдет замуж и избавится от власти проклятия, время окажется на ее стороне. Каждый день под их знамена будут вставать новые бойцы. Кэсерил, почувствовав прилив сил, откинулся на спинку своего кресла и ехидно улыбнулся, посмотрев на свой слегка вспухший живот.

25

Во дворце, где кипели приготовления к торжеству, Кэсерил оказался единственным, кому было нечего делать. Изелль имела с собой лишь то, в чем приехала в Тариун, вся корреспондения Кэсерила и книги оставались в ее покоях в Кардегоссе. Когда он попытался зайти к ней и спросить, чем ей помочь и что она может ему поручить, он обнаружил в ее комнатах огромную толпу взбудораженных женщин, посланных женой провинкара. Те носились по всем помещениям с ворохами всяческой одежды на руках.

Увидев Кэсерила, Изелль освободила голову от облака шелка, в которое погрузили ее портнихи, и, прочти задыхаясь, проговорила:

– Ради меня вы только что проехали больше восьмисот миль, Кэсерил. Отдыхайте!

Послушно вытянув руку, на которую портниха примеряла рукав, она вдруг покачала головой и сказала:

– Нет! Работа все же есть! Составьте два письма, которые потом скопируют и размножат дядины клерки. Одно письмо – для всех провинкаров Шалиона, а второе – для всех архиепископов Храма. В письме объявите о моем замужестве. Пусть они прочитают это народу. Для вас это не составит особого труда. Когда у вас будут все семнадцать… нет, шестнадцать…

– Семнадцать, – уточнила жена провинкара, стоящая рядом. – Твоему дяде нужна копия для архива канцелярии. Стой смирно, а то уколешься!

– Когда письма скопируют, – продолжила Изелль, – отложите их, чтобы завтра после свадьбы мы с Бергоном могли их все подписать. А вы проследите, чтобы их тотчас же отправили.

Она скрепила свое распоряжение кивком головы – к недовольству служанки, которая пыталась надеть на нее ожерелье.

Кэсерил поклонился и вышел побыстрее, пока его не укололи булавкой. Оказавшись в галерее, он облокотился на перила и несколько минут постоял, просто наблюдая за тем, что происходит вокруг.

Денек выдался чудесный, и в воздухе явственно пахло приближающейся весной. Мягкий солнечный свет, льющийся с бело-голубого неба, заливал вымощенный плиткой двор, где садовники устанавливали вокруг только что запущенного фонтана цветущие апельсиновые деревья в кадках.

Кэсерил перехватил слугу и приказал принести и поставить прямо на солнце письменный стол и кресло помягче – те восемьсот миль, что он отмахал, не прошли бесследно для его ягодиц. Сев в кресло поудобнее и подставив лицо солнцу, Кэсерил принялся сочинять – абзац за абзацем, после чего склонился над бумагой и записал текст письма. Клерк канцелярии отнес написанное для копирования более красивым почерком, чем почерк Кэсерила, а он, отложив перо, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Он не открыл их даже тогда, когда услышал приближающиеся шаги. Наконец раздался легкий стук, и, посмотрев на источник звука, Кэсерил усидел поднос с чаем, кувшином молока, тарелкой сушеных фруктов и белым хлебом с орехами и медом. Поднос на стол поставил слуга, которого привела леди Бетрис. Отослав слугу, она сама налила Кэсерилу чая и, вложив в его руку хороший кусок хлеба, устроилась на чаше фонтана, глядя, как он ест.

– Что-то вы опять осунулись. Все это время питались как попало? – сурово спросила она.

– Не помню. Посмотрите, какое чудесное солнце! Как хотелось бы, чтобы хорошая погода продлилась до завтра!

– Леди ди Баосия думает, что так и будет, хотя и подозревает, что на День Дочери пойдут дожди.

Запах цветов апельсинового дерева наполнил все пространство двора и смешался с запахом меда. Кэсерил выпил глоток чая, чтобы залить кусок хлеба, и заметил с удивлением:

– Через три дня будет ровно год с тех пор, как я вошел в замок Валенда. Я хотел стать помошником повара.

Ямочки на щеках Бетрис покрылись румянцем.

– Я помню! В первый раз мы увидели друг друга именно в День Дочери, за столом провинкары.

– Нет, я вас до этого уже видел. Вы въехали во двор замка на лошадях с Изелль и… и Тейдесом. И бедным ди Сандой.