Проклятие свитера для бойфренда

Иногда доходит до крови. Кровь – это нехорошо; это значит, я была недостаточно методична. Боль любого рода, в любом из моих бесконечных маленьких ковыряний, это не конечная цель, – в конце концов, я хочу исправить себя, а не нанести себе вред, – но она сигнализирует, что я живу в этом мире. Если я причиню себе боль, я получу желанный результат. Если я оставлю след, это значит, что я была там. Боль, которую мы причиняем себе сами, действует успокаивающе, в некотором смысле это способ превозмочь тревогу или утешить разбитое сердце, или преодолеть беспокойство: как минимум, хоть такую мелочь можно контролировать. Ну и, в конце концов, мне было не так уж и больно, чтобы это могло отвратить меня от этого занятия.

Я знаю, что это плохо. Я знаю, что должна прекратить. Ведь грызть ногти – это так возмутительно по-детски, особенно когда пытаешься выглядеть как полуответственный почти взрослый человек, ищущий свое место в мире. С расстояния в метр мои ногти выглядят короткими, но все же вполне приличными. «У меня такие ногти, чтобы вязать было удобнее!» – говорила я своим знакомым. Раньше я так врала, отвечая на вопрос, который на самом деле никто никогда мне и не задавал. Но, только если приглядеться более пристально, можно заметить несомненно обгрызенные неровные края кутикулы. Время от времени, в попытке оградить свои пальцы от собственных зубов, я покупаю пилочку для ногтей и какой-нибудь симпатичный лак. Но в итоге неизбежно хлопьями отколупываю лак с ногтей, и он осыпается на ковер под моим столом, как печальное конфетти. Я не хожу делать маникюр, потому что меня смущает состояние этих огрызков. Не так давно, когда я жевала ногти в ожидании светофора на переходе, одна пожилая женщина прошипела мне: «Отвратительно!» И я не могу осуждать ее за это.

Выдергивать волосы – это что-то новенькое. Два или три года назад я стала замечать среди своих прямых волос этакие сухие маленькие кудряшки и решила их выдергивать, как я сама себя убеждала, ради борьбы с кудряшками, чтобы на их месте выросли волосы получше. Волосы не вырастали, конечно же, но я поняла, что мне нравится сам процесс охоты. Количество ногтей ограничено – либо они заново отрастут в десяти возможных местах, либо нет – но всегда найдется какой-нибудь негодный волосок, скрывающийся где-то на голове. На самом деле, скорее всего, такие волоски проклюнутся в том же самом месте, откуда их вырвали несколько дней назад (новые волоски обычно жесткие и колючие, их легко нащупать среди прочих мягких волосков), поэтому моя правая рука уже автоматически тянется к этому прекрасно изученному месту на затылке.

Я старалась выдергивать только по одному волоску за раз, и после этого мне нравилось его тщательно изучать. Чем темнее, чем суше, чем более курчавый, тем лучше, потому что это означало, что эта уродливая штуковина больше не часть меня. Иногда мой взгляд падал на белоснежную поверхность стола, и желудок сжимался при виде нескольких беспризорных волосков. Я предпочитала думать, что, как только я их вырву, они испарятся.

Первый раз я завязала с этим после примерно одного года такой привычки. Мой коллега сделал несколько моих фотографий для статьи, которую писал о новом приложении для телефона, в том числе фото сзади и немного сверху. Но, когда статья была опубликована, все, что я видела на фотографии, – это белое пятно с неровными краями на затылке.

Может, больше никто и не заметил, но меня это покоробило. Я ненавидела этот беззащитный участок черепа, просвечивающий сквозь волосы, ненавидела то, что он стал достоянием общественности, и потому перестала выдергивать волосы. Просто взяла и перестала – семейные предания гласят, что именно так я прекратила сосать большой палец, резко и бесповоротно, за день до того, как пошла в детский сад, и больше никогда не вернулась к этой привычке. Сейчас же мне удалось продержаться несколько месяцев. Я продолжала грызть ногти и ковыряться, но мои руки теперь взмывали к макушке, только чтобы пригладить новую поросль. На нескольких фотографиях того времени можно заметить смешной крошечный хохолок; волосы еще были слишком коротки, и потому торчали в разные стороны, но все же длиннее, чем мне удавалось отрастить до сих пор. Словно я потеряла вкус к определенной пище: я скучала по выдергиванию волосков, как по детским обедам Happy Meal – бессознательно, ностальгически, но без особого желания вернуться к этому.

Все же наступил момент, когда мне действительно стало этого не хватать. Я бросила свою привычку зимой, а летом, казалось бы, без очевидной причины – всего лишь обычная легкая тревожность, которая всегда со мной, – вновь начала исследовать поверхность своей головы. Я обнаружила один неотразимо подходящий для выдергивания волос, а потом еще один, и вскоре участок оголенной кожи стал даже больше, чем тот, что был в первый раз.