Проклятые поэты

Прекрасна, как цветы, в истоме сонной лени,
Извечная лазурь иронией своей
Поэта тяготит, клянущего свой гений
В пустыне мертвенной унынья и скорбей.

Бреду, закрыв глаза, но чувствую повсюду:
Взор укоряющий разит меня в упор
До пустоты души. Куда бежать отсюда?
Какой дерюгой тьмы завесить этот взор?

Всплыви, густой туман! рассыпь свой пепел синий,
Свои лохмотья свесь с подоблачных высот,
Подобных осенью чернеющей трясине!
Воздвигни над землей глухой безмолвный свод!

Любезная печаль, всплыви из глубей Леты,
Всю тину собери, камыш и ряску дай,
Чтоб в облаках заткнуть лазурные просветы,
Пробитые насквозь крылами птичьих стай!

Еще! И черный дым в просторе пусть клубится,
Из труб взмывая ввысь, густеет едкий чад,
Пусть мрачной копоти плавучая темница
Затмит последний луч и гаснущий закат!
…
Все тщетно! Слышится лазури голос медный,
Гудит колоколов далекий гулкий бой,
В душе рождает страх его напев победный,
И благовест парит над миром голубой!

Над мукой он мечом вознесся неизбежным,
Клубится синей мглой, полоской давних бурь.
Куда еще бежать в отчаянье мятежном?
Преследует меня лазурь! лазурь! лазурь!

Его сущностью был отбор

Его сущностью был отбор…

П. Валери

Невыразимое, подвластно ль выраженью?

В. А. Жуковский

Блеск этих кристаллических систем, таких чистых и точно бы ограненных со всех сторон, меня завораживал.

Я пытался представить себе пути и усилия мысли их автора. Я говорил себе, что этот человек осмыслил все слова, осознал и исчислил все формы. Я заинтересовался мало-помалу действием этого, столь отличного от моего, ума едва ли не больше, нежели видимыми плодами его работы. Я воссоздал себе конструктора подобного искусства. Мне представлялось, что оно прошло сквозь безграничное размышление, в некой умственной ограде, откуда право на выход не давалось ничему, что не пребывало достаточно долго в мире предчувствий, гармонических слаженностей, совершенных образов и их соответствий, – в том подготовительном мире, где все всему противоборствует и где случайность обуздывает себя, выжидает и наконец кристаллизуется в некоем образце.

Нечто подобное скажет и другой великий поэт:

Многое в практике поэзии должно быть сознательным и намеренным. На деле плохой поэт обычно поступает бессознательно там, где следует поступать сознательно и наоборот.

«Мне жаль поэтов, руководствующихся одной интуицией; я нахожу их ущербными», – кто бы мог подумать, что это сказал Бодлер? – «Невозможно, чтобы в поэте не жил критик. Я хочу озарить вещи светом своего ума и бросить свет на другие умы».

Что же такое поэзия? – Это одновременно и искусство, и наука, и ремесло.

Стремление к абстракции, спонтанность и железная логика структуры – в от что такое искусство Малларме и Джойса, вот каков музыкальный идеал Булеза.