Читаем Прокобата полностью

— Не ми е нужно потвърждение, тя вече ми разказа същата басня още преди да влезете, и аз предположих, че скръбта е размътила съзнанието й. Сега смятам същото и за вас. Хич не си и помисляйте да ме разубеждавате, сър. Казвам ви, херцог Заморна прекара в компанията ми целия вчерашен следобед и част от вечерта. Изглеждаше, говореше, смееше се и се перчеше както обикновено, а когато тази сутрин получих известие от господин Максуел да се явя край смъртния му одър, бях поразен, както никога през живота си. И като прибавим внезапната промяна в здравословното му състояние, поведението на нотариуса, появата на онова момиче… Кълна се в костите на Сцила, това тук е дяволска работа от начало докрай.

С тези думи негово благородие напусна стаята. Херцогинята вече беше излязла, тъй че повиках каретата си и се прибрах у дома.

Шеста глава

Изминаха пет дни. В това време Заморна, под нежните грижи на Мина Лори и вещия надзор на доктор Алфорд, бързо възвърна почти разбитото си здраве. Херцогинята, по лична негова молба, най-сетне получи позволение да го види. Бе седнала да закусва, когато Юджин влезе и постави в ръцете й намачкана бележчица, написана с молив. Почеркът бе на съпруга й, а отдавна чаканите думи гласяха:

Ела при ме, Мери, веднага щом можеш. Алфорд смята, че да поговорим сега, е не само позволено, но и желателно. Казва, че вехнеш като сянка. Много се боя, най-прелестна моя, че зле съм се отплатил за любовта ти, когато вях в делириум. Какво съм казал, не зная, нито искам да зная. Помня само някакви объркани, страшни сънища, чиито подробности изпадам в ужас при мисълта да си припомня докрай. Оттук насетне ще ти се отблагодарявам, затова ела скоро. Ще бъда сам в гардеробната си. Тъкмо се облякох и освободих Финик.

Нежно и искрено твой, Ейдриън

Херцогинята скочи и едва не преобърна кръглата китайска масичка от палисандрово дърво, отрупана с безценен порцелан. Спусна се към вратата, по коридора, и тъкмо да сложи крак на първото стъпало, когато откъслечни тонове от мелодия привлякоха вниманието й. Бе трепетният глас на китара, чиито струни някой докосва леко и небрежно, но все пак умело. Звуците долитаха от някой от безбройните салони, чиито портали с кръстовидни сводове опасваха околните стени. Кой би могъл да бъде? Разпозна стила, беше й добре известен. Нима херцогът… но не, невъзможно. Отново се вслуша, мелодията се изви високо: хаотична, тиха, меланхолична и монотонна, но изключително жаловита. Трепна, усили се, после стихна, сетне отново вдъхна живот, изпусна заключителната си протяжна въздишка и отстъпи място на тишината.

— Жива да не бях — възкликна Мери, — това е неговата ръка! Слухът ми е приучен и не може да сбърка онуй, дето тъй често е попивал с наслада.

Застина нерешително. В обстоятелството, че чува звуци в кът на дома си, където най-малко очакваше да завари господаря си, имаше нещо доста смущаващо — нещо, което възбуди нервите й далеч повече, отколкото на пръв поглед се полага за подобна дреболия. Струните отново екнаха и трелите на страваганцата — тъкмо каквито херцогът имаше навика да съчинява, когато инструментът му се случеше под ръка — се разляха из коридора като звучен ромон. Но херцогинята продължаваше да се колебае. Чувстваше се като прикована на място, но внезапното прекъсване на мелодията разруши магията. Тя се сепна, забърза към салона, чиято незатворена докрай врата хармоника пропускаше звуците навън, плъзна я и влезе. Заморна наистина беше вътре. Стоеше на една маса в горния край на стаята, китарата лежеше край него, и докато прелистваше голям, великолепно подвързан том, той небрежно тананикаше думите на песента, която току-що бе изсвирил.

Мери спря да му се полюбува. Царственото му лице с нищо не издаваше здравословно неразположение, по него нямаше и следа от скорошно боледуване. Позата и външността му сякаш не излъчваха онази отмалялост и безсилие, характерни за наскоро станалия от болничната постеля. Кожата му блестеше, деликатно сияйна и чиста, както в мигове на отлично здраве, а очите му искряха, остри като на сокол, сякаш изпиващата мощ на треската изобщо не ги е докосвала.

— Смъртта е била милостива към мен — каза Хенриета и пристъпи. — Сянката й е отлетяла, оставяйки благородния ми, красив идол тъй великолепен, както го е заварила.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»
Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»

«Русский парижанин» Федор Васильевич Каржавин (1745–1812), нелегально вывезенный 7-летним ребенком во Францию, и знаменитый зодчий Василий Иванович Баженов (1737/8–1799) познакомились в Париже, куда осенью 1760 года талантливый пенсионер петербургской Академии художеств прибыл для совершенствования своего мастерства. Возникшую между ними дружбу скрепило совместное плавание летом 1765 года на корабле из Гавра в Санкт-Петербург. С 1769 по 1773 год Каржавин служил в должности архитекторского помощника под началом Баженова, возглавлявшего реконструкцию древнего Московского кремля. «Должность ево и знание не в чертежах и не в рисунке, — представлял Баженов своего парижского приятеля в Экспедиции Кремлевского строения, — но, именно, в разсуждениях о математических тягостях, в физике, в переводе с латинского, с французского и еллино-греческого языка авторских сочинений о величавых пропорциях Архитектуры». В этих знаниях крайне нуждалась архитекторская школа, созданная при Модельном доме в Кремле.Альбом «Виды старого Парижа», задуманный Каржавиным как пособие «для изъяснения, откуда произошла красивая Архитектура», много позже стал чем-то вроде дневника наблюдений за событиями в революционном Париже. В книге Галины Космолинской его первую полную публикацию предваряет исследование, в котором автор знакомит читателя с парижской биографией Каржавина, историей создания альбома и анализирует его содержание.Галина Космолинская — историк, старший научный сотрудник ИВИ РАН.

Галина Александровна Космолинская , Галина Космолинская

Искусство и Дизайн / Проза / Современная проза