Промельк Беллы

Таривердиев издалека привлекал внимание своим видом и повадкой. Высокий, худой, элегантно одетый, с сединой в волосах, со слегка запрокинутой головой, так что вперед выдавался кадык на удлиненной шее… Своим обликом он напоминал какое-то благородное животное, порывистыми движениями походил на испуганную лань. Обращаясь с вопросом к кому-нибудь из присутствующих, Таривердиев как бы одаривал его своим вниманием. Тот, к кому он обращался, внутренне напрягался и, ценя интерес, проявленный Таривердиевым, старался максимально соответствовать. Микаэл всегда находился в движении, всегда куда-то опаздывал, и общение с ним всегда оказывалось мимолетным.

Днем мы встречались на репетициях, а стараясь продлить общение, шли в один из московских ресторанов, как правило, вместе с Левой Збарским и дамами.

Мы с Левой бредили идеями создания современного балета, потому что хотелось сделать что-то незаурядное, произвести революцию в этом виде искусства. Мы избрали сюжетом тему, которую разрабатывал Шварц в пьесе “Тень”. Нам нравилась идея раздвоения человека и его тени. Мы придумывали пластическое выражение, вплоть до изобретения собственно хореографии балета, а Микаэл старался выразить наши идеи в музыкальной форме. Если находился рояль, как, например, в Доме кино, то в ресторане Таривердиев наигрывал музыку, рождающуюся прямо на глазах.

Микаэл приходил с Людой Максаковой – нашей общей подругой, я – с Эллой Леждей, а Лева с женой, красавицей-манекенщицей Региной Колесниковой.

Мы решили привлечь к нашим обсуждениям кого-нибудь из балетмейстеров, и таким человеком оказалась дама – француженка, ставившая одноактные балеты в Большом театре, Вера Бокадоро. Она хорошо изъяснялась по-русски и приходила со своей подругой Валей Пановой – журналисткой, пишущей о театре. И вот этой расширенной командой мы продвигались к тому, чтобы стать соавторами либретто будущего балета.

Микаэл писал музыку и показывал нам фрагменты музыкального текста. Мы с Левой вникали в балетное решение спектакля и старались оговаривать с Верой все детали этого действа. Это были замечательные встречи и замечательные вечера, которые могли привести к большой творческой удаче. Но судьба распорядилась иначе, идиллии пришел конец: Люда Максакова стала женой Левы Збарского. Все это тяжело повлияло на Микаэла. Работа сама собой прекратилась.

К событиям счастливого свойства следует отнести появление Веры Колосовой – будущей спутницы жизни Микаэла, которая осветила своим присутствием его жизнь.

Мы продолжали встречаться на жизненных перекрестках. Например, в Доме творчества в Сухуми, где мы с ним и Родионом Щедриным катались по морю на водных лыжах. Когда в моей жизни появилась Белла, Микаэл написал прекрасный цикл романсов на ее стихи. В своей книге воспоминаний “Я просто живу” Таривердиев с нежностью вспоминает ее:

А Белла всегда была такой. Она поразительно не изменилась с годами. Такая странная, бесконечно красивая, утонченно-жеманная, но абсолютно естественная… Такой вот редкостный необычный цветок. Какая-то странная смесь татарской княжны и русской царевны. В ней не было простоты, в ней никогда не было панибратства. Мы знакомы так много лет и всегда были на “вы”. И мне всегда было странно, когда к ней обращались на “ты”. Она как-то всегда от всего дистанцировалась, при полной симпатии, расположении, нежности. Поразительной красоты и совершенства женщина. И такой она осталась…

А вот что написала Белла о Микаэле: