Промельк Беллы

Я был свидетелем самого трудного периода жизни Василия Аксенова, когда он для себя решал: каким путем пойти в литературе и в жизни, что было для него неразделимо. Мне вспомнилось время, когда Аксенов писал “Ожог”. Он, подобно зверю перед прыжком, был внутренне напряжен. Тогда он со своей матерью Евгенией Семеновной Гинзбург был в Париже, куда приехал из Берлина. За ним повсюду неустанно следил КГБ, за ним и за рукописью романа. Это был переломный момент в его судьбе. И Вася решился: вместе с матерью поехал в Париж без официального разрешения КГБ. Он хотел быть внутренне свободным и именно тогда решил печатать этот роман на Западе. Решение пришло, но осуществил его Аксенов позднее. Книга вышла ко времени отъезда Аксенова в Штаты, после истории с “Метрополем”. Что заставило Аксенова стать во главе этого издания? Думаю, чувство ответственности перед Богом, перед самим собой и перед поколением, которое Аксенов возглавлял. Александр Исаевич Солженицын вопрошал в предисловии к “Архипелагу ГУЛАГу”: кому, как не мне? Это и есть чувство совести и чувство самосознания гения. Это чувство владело и Василием Аксеновым.

В тяжелые минуты похорон Васи мы с Беллой были рядом с Майей. Приведу под конец строчки из стихотворения Беллы “Экспромт в честь вечера Василия Аксенова 11 января 1999 года”. В них мелькают слова, точно характеризующие его немеркнущий образ: “Джинсовый, джазовый Аксенов дразнил всеобщий спящий ум”.

Ответ небесный обоснован:
Расплаты справедлив отсчет.
Не сам ли возвестил Аксенов,
Что опыт наших душ – ожог?

Рукой беспечной наспех создан,

Мой не забудет мадригал,
Что мальчика билетом звездным
Снабдил наставник – Магадан.

Все беды я сочту за малость,

Сюжета преступлю порог,
Когда воспомню нашу младость,
Пир размышлений, мысль пиров.

Словес таинственный астролог,

Добытчик неизвестных лун,
Джинсовый, джазовый Аксенов
Дразнил всеобщий спящий ум.

Мы – чистой радости искали,

Рос расточительный запас,
Мы мало думали о славе,
Но слава вглядывалась в нас.

Георгий Владимов

Писательский дар Георгий Владимов открывал в себе, проживая трудную жизнь, постоянно формируя свою личность, отстаивая ее в борьбе с искушениями более легкого пути. Про него ходила легенда, что он на полгода ушел в море рабочим рыболовецкого траулера, желая испытать тяжелую жизнь моряка, при этом обретая навыки новой профессии. Писал Жора, взвешивая каждое слово. Писал Жора, взвешивая каждое слово, все его произведения были в “зоне риска” – “Три минуты молчания”, “Верный Руслан”, “Генерал и его армия”… Он не искал славы, был по-настоящему свободным человеком, не зависимым от модных веяний и конъюнктуры.

Противостояние власти только закаляло характер Жоры, потому что его человеческое устройство не давало ему возможности кривить душой и писать по заказу. Испытание принуждением и насилием он выдержал с гордо поднятой головой. Так же, как и испытание благополучием на Западе, которое, по моим ощущениям, преодолеть еще сложнее. Там он тоже остался независимым писателем.

Я впервые услышал имя Георгия Владимова от Жени Урбанского, с которым у меня была замечательная молодая дружба. В 1963 году он снимался в фильме “Большая руда” и рассказывал о том, как проходят съемки и что ему – редкий случай – нравится сценарий, написанный Владимовым по собственной повести.