Читаем Промельк Беллы полностью

Мы с Беллой тоже растерялись, но сели в поезд. Это было примерно без четверти час. В пустой вагон вместе с нами вошел один из сотрудников органов. Мы сидели с Беллой вдвоем некоторое время, пока этот человек не сел с нами вплотную, чем создал очень странную мизансцену, когда три человека сидят в пустом вагоне рядом. Я думаю, что этот парень хотел выслужиться перед начальством, донеся хотя бы пару услышанных от нас слов. Когда мы вернулись в мастерскую, то сразу перезвонили Владимовым. Разгадка поведения Бородина оказалась неожиданной: Леонид Иванович просчитал ситуацию и понял, что не сможет доехать до дома на метро, потому что не успевает на пересадку, а денег на такси у него не было. Попросить у нас он постеснялся и побежал одалживать три рубля у Владимова. Гэбисты, разумеется, наблюдали непонятную сцену с подлинным изумлением.

Бородин был вторично арестован 13 мая 1982 года. Всего за неделю до ареста, как отметил он сам в книге воспоминаний “Без выбора”, у него в гостях были Владимовы. Засиделись допоздна. Когда Леонид Иванович вышел их проводить и помочь поймать такси, это не составило труда – машина уже поджидала рядом с домом, а за ней недалеко стояла еще одна, с агентами КГБ. Леонид Иванович говорил: “Владимовых пасли вплотную”. Такое определение полностью подходит и к самому Бородину.

Сейчас можно только диву даваться, сколько сил расточал комитет госбезопасности на слежку и стряпание дел, заведенных на ни в чем не повинных людей. Второй арест Бородина с формулировкой “за антисоветскую пропаганду” был, по существу, результатом происходившей зачистки Москвы от всякой инакомыслящей братии (как формулирует сам Леонид Иванович, “шушеры”).

На момент ареста за Бородиным не числилось ничего, что могло бы подпасть под действия даже такой безразмерной статьи, как знаменитая 70-я. Он не был участником какой-либо организации, не был замечен в самиздате, не занимался агитацией и пропагандой, но, видимо, для КГБ он вошел в категорию “шушера” наряду с “демократами”, “патриотами”, “самиздатчиками”. Вообще, повторный арест – это было в практике НКВД – КГБ. А по первому “антисоветскому делу” он уже проходил. Кроме того, по свидетельству Бородина, у гэбистов существовала еще одна цель – их интересовали личные связи Бородина в среде московской интеллигенции. И в случае, если бы Леонид Иванович стал сотрудничать со следствием, через него мог быть найден способ пополнить информацию о многих людях, интересовавших эту организацию.

Владимов не хотел уезжать на Запад до заключительного аккорда – процесса над Бородиным. Но надеждам Жоры как-то защитить Леонида Ивановича не дано было осуществиться.

Суд произошел летом 1983 года. Крохотный зал суда был набит до отказа, в основном курсантами КГБ. Ни одного свидетеля защиты в зале не оказалось – их попросту не пустили. Приговор был очень тяжелым – десять лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строго режима и пять лет ссылки. Адвокат, заранее зная о предполагаемом приговоре и видя безнадежность ситуации, смирился с ней, не в силах повлиять на ход дела…

Бородина отправили под Пермь, тяжелейший второй срок очень плохо отразился на его здоровье. Дочка Леонида Ивановича бывала у нас и рассказывала о его мучительной жизни в лагере. Белла подписывала письма с просьбой о досрочном освобождении Бородина. Он в книге “Без выбора”вспоминает об этом:

Советские писатели еще вовсю бдели относительно имиджа лояльности. За полгода до моего освобождения покойный ныне поэт Алексей Марков тщетно пытался собрать подписи писателей за мою свободу. Подписали Олег Волков, Вячеслав Кондратьев да Белла Ахмадулина. Принципиально отказавшихся не упомяну…

Бородин вышел на свободу в 1987-м, когда в стране изменилась политическая ситуация. В дальнейшем он стал крупным писателем и до последних дней оставался главным редактором журнала “Москва”. Мы с Беллой были на вручении Бородину премии имени Солженицына в Российском центре культурных связей с зарубежьем.

Когда в 2011 году в Пермской государственной галерее состоялась моя выставка и друзья повезли меня, чтобы показать лагерь “Пермь 36” (теперь музей советских концлагерей), и оказалось, что Леонид Иванович отбывал наказание именно там. Я с огромным волнением побывал в камере, где Бородин провел несколько лет. В той же камере вместе с ним отбывал срок Василий Стус – известный правозащитник и знаменитый украинский поэт, погибший там же при загадочных обстоятельствах.

Мое впечатление от этого места было ужасающим. И тем более я радовался, что Бородин выстоял, благодаря воле и замечательному интеллекту, и дожил до краха советской власти.


Перейти на страницу:

Все книги серии Великие шестидесятники

Промельк Беллы
Промельк Беллы

Борис Мессерер – известный художник-живописец, график, сценограф. Обширные мемуары охватывают почти всю вторую половину ХХ века и начало века ХХI. Яркие портреты отца, выдающегося танцовщика и балетмейстера Асафа Мессерера, матери – актрисы немого кино, красавицы Анель Судакевич, сестры – великой балерины Майи Плисецкой. Быт послевоенной Москвы и андеграунд шестидесятых – семидесятых, мастерская на Поварской, где собиралась вся московская и западная элита и где родился знаменитый альманах "Метрополь". Дружба с Василием Аксеновым, Андреем Битовым, Евгением Поповым, Иосифом Бродским, Владимиром Высоцким, Львом Збарским, Тонино Гуэрра, Сергеем Параджановым, Отаром Иоселиани. И – Белла Ахмадулина, которая была супругой Бориса Мессерера в течение почти сорока лет. Ее облик, ее "промельк", ее поэзия. Романтическая хроника жизни с одной из самых удивительных женщин нашего времени.Книга иллюстрирована уникальными фотографиями из личного архива автора.

Борис Асафович Мессерер , Борис Мессерер

Биографии и Мемуары / Документальное
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «"Моби Дика" советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни. Издание содержит уникальные документы и фотоматериалы, большая часть которых публикуется впервые. Книга содержит нецензурную брань

Алексей Валерьевич Коровашко , Василий Олегович Авченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Лингвисты, пришедшие с холода
Лингвисты, пришедшие с холода

В эпоху оттепели в языкознании появились совершенно фантастические и в то же время строгие идеи: математическая лингвистика, машинный перевод, семиотика. Из этого разнообразия выросла новая наука – структурная лингвистика. Вяч. Вс. Иванов, Владимир Успенский, Игорь Мельчук и другие структуралисты создавали кафедры и лаборатории, спорили о науке и стране на конференциях, кухнях и в походах, говорили правду на собраниях и подписывали коллективные письма – и стали настоящими героями своего времени. Мария Бурас сплетает из остроумных, веселых, трагических слов свидетелей и участников историю времени и науки в жанре «лингвистика. doc».«Мария Бурас создала замечательную книгу. Это история науки в лицах, по большому же счету – История вообще. Повествуя о великих лингвистах, издание предназначено для широкого круга лингвистов невеликих, каковыми являемся все мы» (Евгений Водолазкин).В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Мария Михайловна Бурас

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее