Промельк Беллы

Когда мы с Беллой перед этим обсуждали возможность написания такого письма на имя генерального секретаря и вероятность его положительной реакции, я иронично заметил, что Андропов очень даже может ответить согласием по той причине, что, по слухам, он пишет стихи. А потому не может не знать имя Беллы и захочет, чтобы и у нее сложилось благоприятное мнение о нем. Надежда не оставляла нас.

Реакция оказалось мгновенной. Через день у Жоры и Наташи зазвонил телефон, и суровый голос донес до слуха семьи Владимовых сообщение, что принято решение о высылке Владимова из страны и предложено уложиться в три месяца. Жора засомневался, хватит ли у него времени на сборы, а главное, что он обсуждал с нами, – это желание присутствовать на процессе Бородина.

Жора недоумевал, откуда взялось такое решение. Но Наташа, которой мы рассказали о письме Беллы, успокаивала его. Мы же бесконечно острили на тему, что Андропов, конечно, решил проявить поэтическую солидарность и был польщен доверительным тоном письма Беллы.

Мы, разумеется, понимали, что предстоит тяжелая разлука с Жорой и Наташей, но после того, как нам стало известно о реакции власти на письмо, почувствовали облегчение и решили, что Белле хорошо бы поехать в Тарусу в Дом творчества художников, отвлечься от безумного напряжения. Там, как это бывало прежде, Белла, находясь вдали от московской суеты, начинала писать стихи и другие произведения, задуманные раньше.

“Вот столб, возглавляющий путь на Пачёво…”

В середине марта 1983 года мы уехали в Тарусу, где я поселил Беллу в Доме творчества. Когда позже я принес стихи, написанные в этот тарусский период, в журнал “Октябрь”, главный редактор Анатолий Ананьев, которому стихи очень понравились, воскликнул:

– Какое душевное здоровье!

Белла, как всегда, начала писать не сразу. Она ждала прихода вдохновенья и бесконечно бродила по дороге до деревни Паршино, а потом до развилки, с которой начиналась дорога к Тарусе. На этом перепутье стоял столб, служивший опорой электрических проводов, протянутых к Дому художников. И возникло стихотворение, героем которого стал этот столб, стихотворение, посвященное Владимову:

Вот столб, возглавляющий путь на Пачёво.
Балетным двуножьем упершийся в поле,
Он стройно стоит, помышляя о чем-то,
что выше столбам уготованной роли.
<…>
Все звезды мои сосчитал он и звезды
вдоль этой дороги, то вьюжной, то пыльной.
Друг столб, половина изъята из верстки
Метелей моих при тебе и теплыней.
<…>
И что это – верстка? В печальной округе
нелепа обмолвка заумных угодий.
Друг столб, погляди, мои прочие други —
Вон в той стороне, куда солнце уходит.

Последнего вскоре, при аэродроме,

в объятье на миг у судьбы уворую.
Все силы устали, все силы продрогли.
Под крики субботы вступаю в Тарусу.

Беспрестанно думая о судьбе Владимовых, Белла в начале апреля 1983 года написала Жоре письмо:

Дорогие Георгий Николаевич, Наталья Евгеньевна и Елена Юльевна!

В последнем, внушавшем мне страх – хотя бы расточительной бесплодностью – изнеможении съехала я в свои заповедные места. Спасут они меня аль нет – не ведаю, но вот сейчас (третий час 29 дня марта, при полной луне) показалось мне, что – спасут, на какое-то, надобное и отведенное мне время.

Это я только что отмахала быстрым шагом по пустой (о, уж совершенно пустой – здесь по ночам никто другой не ходит, нет причины и надобности) дороге до деревни Паршино и обратно, 3 и 3 километра, пролетавшие мгновенным ветром вдоль щек и ушей. <…> Милый Жора, не может быть, чтобы мысль длиною в мгновение и в 6 километров не достигла Вас и не охранила Вас от лишней печали. <…>