Шепе во всех своих поступках был маленьким человеком. Ему нравилось науськивать, подзуживать. Был он приветлив и по-своему сообразителен. Он даже любил по-своему Чокана. Ограниченный умом, недобрый по сути своей, он и не подозревал, что портит мальчугана.
Примечая в нем черты строптивости и капризного упрямства, он не только всячески потакал ему, но, как говорится, подливал масла в огонь. Это он научил племянника на вопрос «чей ты сын?» отвечать: «Я сын Абея». Так ему было легче произносить имя Аблая. А со временем он уже вполне отчетливо называл отцом своего могущественного деда. Шепе настойчиво внушал памятливому и впечатлительному Чокану, что Аблай не простой человек, что предок его рожден от самого луча солнца, и, значит, он, Чокан, уже по происхождению своему стоит намного выше простых казахов.
Шепе подсказывал Чокану, что ему следует высокомерно относиться к простолюдинам, к черной кости. И не только пренебрегать ими, но и доставлять им как можно больше неприятностей. Даже постыдной ругани — и той научил ребенка Шепе. Научил не добродушным шалостям, не забавным проказам, а уменью оскорблять, причинять зло. Плюнь ему в лицо — он тебе ничего не посмеет сделать, тяни за бороду, растреножь коня, на котором приехал незнатный гость, спрячь камчу, шапку, пояс, седло, да так спрячь, чтоб потом их и не отыскали. Вот так Чокан и привык забавляться. К Чингизу приходили жаловаться на сына, он пытался его утихомирить, но тут стеной вставал Шепе.
По наущению дяди Чокан, бывало, вместо того, чтобы подчиниться отцу и признать свою вину, передразнивал его и вдобавок произносил бранные слова.
Недобрый Шепе плохо влиял на Чокана. Но и он не в силах был поколебать в мальчугане его бескорыстную, бесконечно далекую от почтительного страха любовь к отцу. Да, он грубил, был способен и на другие своевольные поступки. Но разве мог сравниться похожий на злого карлика Шепе со статным отцом, умевшим так хорошо разговаривать с приезжими русскими на их языке. Отцом, знавшим сказки бабушки Айганым. Отцом, носившим такой красивый мундир, который и во сне не снился дяде Шепе. Отцом, прощавшим ему то, что другие никогда бы не простили. И какая у него ласковая улыбка светилась в глазах, в уголках губ, даже в усах, всегда аккуратно подстриженных.
И случалось так, что на обычный вопрос Шепе «чей ты сын?», Чокан, помедлив с полминуты, неожиданно отвечал:
— Чингиза!
— А я тебя учил чему? — спрашивал дядя.
— А вот чему! — И Чокан, сделав гримасу, срывался с места и убегал в степь.
Как он любил игры в степи! Как он любил забегать далеко-далеко, где уж никто ему не мог мешать, никто его не останавливал.
Свои отчаянные проделки Чокан совершал не один. Мальчишки немногочисленных юрт соседнего аула Карашы входили в отряд Чокана. Он, полновластный командир, себе в помощники избрал своего ровесника Жайнака. Они родились в один год, в один месяц, в один день, в один и тот же час рассветного времени Чокан рос медленно, хотя и выглядел крепышом. Худенький Жайнак вытягивался, как стебелек, был намного выше Чокана. Они играли вместе с того времени, как стали ходить. Шепе негодовал. Он считал предосудительной дружбу сына торе и сына слуги — туленгута. Но не в его силах было разлучить их. Как ни старался Шепе, они сходились снова. Нудно вколачивая Чокану слова о черной и белой кости, Шепе преуспел только в одном: Чокан частенько поругивал своего сверстника, а порою и поколачивал. Жайнак отличался завидной выдержкой и незлобивостью. Может быть, где-то ему было и не совсем приятно чувствовать, как в Чокане вдруг просыпался дерзкий торе. И еще грустнее было сознавать, что он всего-навсего туленгут. Но мальчишки остаются мальчишками, к тому же и Чокана и Жайнака природа наделила и добротой и отходчивостью.
Маленький торе вообще лучше чувствовал себя в ауле Карашы. Он не очень жаловал своих братьев и сестер. Может быть, потому, что был любимчиком и матери и отца. Сестренку Ракию он частенько обижал и поколачивал, она, естественно, сторонилась его. Но к сводной сестре Жайнака Айжан он относился с удивительной нежностью. Когда она была совсем маленькой, он даже в люльке ее качал и носил на своих еще неокрепших руках. Она подросла, он стал с ней играть. Даже подарки приносил — ленточки, бусы, перья.
Однажды Чокан привел ее в Орду. Хитрый нашел предлог. Будто бы она хочет поиграть с сестренкой. Зейнеп взглянула на Айжан и с ревнивым огорчением заметила, что девочка из аула Карашы и румянее, и красивей, и живее ее дочки. А спустя несколько дней она от кого-то услышала, что Чокана и Айжан называют Козы-Корпеш и Баянслу, влюбленными с детства друг в друга. Вот тогда султанша и запретила Айжан бывать в ауле. Но это нисколько не помешало Чокану встречаться с ней. Карашы был для него как дом родной. Он по-прежнему играл с Айжан, по-прежнему таскал для нее из дома и лакомства и безделушки.
Но лучшим товарищем для игр в степи был для него Жайнак.