— Правду сказать, зол я был на тебя. Может, ты заслуживал и более строгого наказания, но я пощадил тебя. И теперь предлагаю мир. Знай, своих обидчиков я решил оставить в покое. Заботиться буду о кусмурунских аулах. У многих не достает скота. Своею властью постараюсь восполнить его. Найду способ, можешь не сомневаться. Так и передай, Кожыку и Есенею, и всем остальным.
Андамас принял слова Чингиза как чистую правду. Он знал — султан не дает пустых обещаний. И, не откладывая на завтра, Андамас уже гонцом Чингиза выехал верхом в окрестные аулы.
Слова о мире и спокойствии дошли уже до многих аульных вожаков, их толковали и так и сяк, многие начинали склоняться к мысли о необходимости пойти на уступки. Может быть, так и произошло бы, но тут случилась новая беда. И не по воле недругов. Новую беду на дом Чингиза накликал его сын.
Мальчуган вот уже много дней наблюдал, что происходит в ауле Отея и Тулегена. Там не любят отца, там раскинули юрты вопреки его воле. Хорошо, я им отомщу! В ясных глазах Чокана искрились недобрые огоньки. Я уж придумаю что-нибудь такое!
Он перенес игры поближе к Замыкающему роднику. Пологая ровная вершина песчаного холмика была так удобна для игры в асыки — бараньи косточки, которыми с утра до вечера забавляются чуть ли не все мальчишки в степи. Рядом тянулся овражек, густо заросший низкими кривыми березками. Листва была свежей, блестящей. Деревца питал протекающий по дну оврага родник. За родником серели юрты ненавистного аула. На лугу паслись освобожденные от привязи ягнята. Ягнят манил овражек, прохладная тень, чистая вода. Они зашли в березнячок и оказались совсем под боком Чокана.
Чокан пристально следил за ними. Ягнята как ягнята. И вдруг нехорошо засосало под ложечкой. Нет, не просто ягнята, а ягнята Отея. Прирезать их здесь в овраге, и дело с концом! Шепе однажды рассказывал: какой-то озорной мальчишка проникся злобой к соседу, выбрал в отаре его овец барана-кошкара, схватил, разрезал живому голень и вытащил асык! Может быть, и мне так сделать, подумал Чокан, и уже не мог расстаться с этой навязчивой мстительной мыслью.
Посвящать всех мальчишек в свою затею ему не хотелось. Он сказал, что проголодался и уходит домой. Да советует и им поесть. Ребятня разбежалась. С ним остался один верный Жайнак. Но и ему Чокан ничего не сказал. «Ползи за мною», — и все…
И друзья ползком стали пробираться ложбинкой вверх по течению Замыкающего родника. Им мешали камни, мешали побеги березок и еще каких-то кустарников. Жайнак недоумевал, но не отставал от своего вожака.
Наконец они вплотную приблизились к ягнятам и затаились, как зверюшки.
Овечки, радостно поблеивая, щипали хрусткую молодую листву. В небольшой отаре Чокан высмотрел довольно крупного горбоносого самца с уже приметным курдюком. Мягкая шерсть отливала на солнце темным блеском.
— Лови его! — и Чокан показал Жайнаку горбоносого ягненка.
Жайнак удивился:
— Зачем он тебе понадобился?
— Какое тебе дело зачем? Я сказал — лови!
Жайнак, ничего не понимая, посмотрел в глаза Чокану. Как они хищно сузились, какими пронзительными и злыми были в это мгновение!
Взрослые люди, наблюдавшие в такие минуты Чокана, думали о жестокости ханского рода, о его мстительных батырах, о неукротимом Аблае, о Касыме, о воинственных, не щадящих чужих жизней Кенесары и Наурызбае, о старшем брате Чингиза. Заносчивые и вспыльчивые, они готовы были по любому поводу затевать драку, а, вступая в драку, хватались за ножи. Эти торе не расставались с оружием: или острый нож за поясом, или кинжал. А если уж ты пробился к власти, то непременно сабля. Впрочем, и Чингиз не изменял этому обычаю: занимаясь своими служебными делами или отправляясь в поездку верхом, он носил на ременной портупее клинок с позолоченным эфесом в серебряных ножнах.
Шепе пристрастил к оружию и маленького торе. Он заказал одному мастеру небольшой складник для Чокана с двумя лезвиями в позолоченном футляре. До поры до времени мальчуган не пускал свой складник в дело, а только поигрывал им, только любовался. Да еще, разозленный в час какой-нибудь ссоры, грозился: «Вот я тебя зарежу! А вот…» — и прятал лезвие в футляр.
На этот раз он выхватил ножик неспроста. Сталь просияла на солнце, и Жайнак понял — Чокан не шутит.
— Я же тебе сказал: лови!
…Жайнак подкрался быстро и скрытно; ягненок с удовольствием грыз горьковатую березовую кору. Жайнак крепко схватил его за заднюю ногу. Ягненок отчаянно рванулся вперед.
Чокан взвизгнул:
— Вали его, вали, Рыжий Верблюд!
Вот тут-то мальчугану пригодились его ловкость и сила. Горбоносый ягненок уже лежал на левом боку.
— Надави ногой, не пускай. Вырвется еще.
Чокан очутился рядом. Со страхом и недоумением поглядывал Жайнак то на ягненка, то на друга.
Глаза у Чокана стали совсем нехорошими. Ягненок, чуя несчастье, сопротивлялся как мог.
«Что ты собрался делать?» — хотел спросить Жайнак и не спросил.
Чокан занес ножик над задней ногой ягненка и вонзил его в голень. Ягненок задрыгался еще сильнее.
— Канаш, Канаш! — тихо вскрикнул Жайнак. — Зачем же это?