Промелькнувший метеор (книга 1)

Это был уже приказ. И ему нехотя подчинились. Отей и Тулеген присоединились к аулам, суетливо уходящим на джайляу.

Но кочевка не принесла удачи. И на джайляу земля оказалась бесплодной, сухой и горячей, как такыры пустыни. Полынь с типчаком зазеленели, после того, как в степи прошли скудные талые воды. Зазеленели и сразу засохли. Дожди не выпадали, немилосердно жгло солнце. Земля источала пыль и становилась похожей на камень. Аулы разбредались в поисках пастбищ.

В ту пору душного солнцепека — ни травинки на земле, ни капли с неба — в грустное кочевье Отея дошла весть, что в поймах Тобола и Обагана прошли дожди, и уже совсем иссохшие луга вновь покрылись травой. Аулы тронулись в сторону ожившей поймы двуречья. Отей и Тулеген сделали остановку у Замыкающего родника Кусмуруна, раскинули походные юрты, дали отдых уставшему и сильно истощенному скоту.

Чингиз, понятно, знал, что Отей и Тулеген примкнули к его врагам. Их возвращение разозлило султана. Он послал своего приближенного и велел передать слово в слово:

— Съезжайте немедленно с моей земли и останавливайтесь там, где вам угодно.

Измученные тяжелым кочевьем бии отказались повиноваться и гневно ответили:

— Земля не принадлежит человеку, бог ею владеет. Этот край — общий для всех казахов. Где наш скот, там и наша степь. Пока не передох скот, будем стоять здесь.

С тем и возвратился гонец к Чингизу. Шепе, исходя злобой, подзадоривал брата. Дескать, давай обратимся к солдатам в крепости и сгоним с лугов этих уаков.

Но Чингиз был достаточно сдержан и рассудителен. Он и прежде не очень слушал Шепе, мало разбиравшегося в нынешних сложных отношениях. Чингиз уже не раз убеждался, что советы брата не приводят ни к чему хорошему. Теперь они были вдвойне опасны.

Чингиз осведомлен был и о том, что помимо воли, казахи, входящие в Кусмурунский округ, собирают совет — ширпыши, и люди, которые прибывают на совет, плетут козни против ханской ставки. Отей и Тулеген тоже будут участвовать в этом ширпыши, а они пользуются уважением в родах Керей и Уак.

Но едва ли не главной причиной сдержанности Чингиза был недавний приезд к нему в аул Александра Николаевича Драгомирова. Этот влиятельный омский офицер, служивший ныне в штабе Отдельного Сибирского корпуса, проезжал казачьей укрепленной линией от Омска до Оренбурга по распоряжению военного министра и заехал в Кусмурун к Чингизу Валиханову, своему ровеснику и однокашнику, которого знал еще по войсковому училищу.

Чингиз верил Драгомирову, а Драгомиров сообщу ему в общем неутешительные вести.

В Омске и в Оренбурге рассчитывали к началу Кусмурунского собрания направить воинские отряды, чтобы оказать давление на казахов. Но военный министр князь Чернышев рассудил иначе. Политика смягчалась, становилась более гибкой. Местным властям запретили применять оружие в степи. «Народам, подчинявшимся нам в недавнем прошлом, — говорил князь во время своего пребывания в Омске, — надо дать покой и вмешиваться в их споры только тогда, когда под угрозу ставятся интересы Российского государства. Внутренние тяжбы пусть решают сами казахи».

Из слов Драгомирова Чингиз понял и другое. Царское правительство дорожит своими людьми в степи. Поэтому Чернышев отменил отправку ревизоров в Кусмурун по жалобам, поступившим в Омск на старшего султана округа, Это было скорее плохим признаком, чем хорошим. По существу, Чингиза отдавали на суд самих жалобщиков.

Александр Николаевич пытался, правда, его успокоить:

— Положение твое, друг мой, аховое. Но выход есть, и падать духом не стоит. Ты бы мог и на суде легко свернуть себе шею. Должен сказать откровенно: ведь многие жалобы подтвердились. А русский военный суд — жестокий суд. Я и Князю говорил: «Пожалуй, лучше будет для Валиханова держать ответ перед биями». Он согласился со мной. Жалобы эти будут по-прежнему в Омске, а разбирательство бии проведут на основе устных показаний. Тебе, Чингиз, заранее следует расположить к себе биев, пойти с ними на мировую. Они сумеют успокоить потерпевших. И выгородят тебя. Что же до омских бумаг, то их, в конце концов и уничтожить не трудно. Значит, главное для тебя — заручиться поддержкой биев. Не сумеешь — пеняй на себя. Тогда твое дело — труба! Тут тебе никто не поможет, кроме бога. Но и он, как ты знаешь, не всех берет под свою защиту.

Драгомиров укатил дальше, в Оренбург. Чингиз, провожая однокашника, просил его обязательно заехать на обратном пути. Драгомиров пообещал, но не очень определенно.

Итак, нечего и думать, что помощь придет из Омска. Оставалось одно — следовать доброму совету. Выискивая способы умиротворить разгневанных биев, Чингиз прежде всего освободил из каменного сарая крепости посаженного им самим Андамаса.

Освободил и даже растрогал его своей речью. Обещал не ссориться больше, просил забыть прошлые обиды: