Промелькнувший метеор (книга 1)

Главою курлеутских аулов на берегах Обагана был бай Жигит, сын Елтина и старшей сестры Есенея Матай. Понятно, что племянник Есенея держал сторону своего дяди. Властный Жигит подчинил себе все здешние аулы курлеутов. Только Жаманкул был настолько крепко предан Чингизу, что не считался с желаниями сильного и крутого бая. Дело в том, что Жаманкул справедливо слыл не просто хорошим акыном, но акыном Орды. С той поры, как образовался Кусмурунский округ и Чингиз стал его ага-султаном, поэт постоянно бывал у него в доме. И когда Жаманкул услышал, что над головой султана нависла беда, он не раздумывал. Как его ни предостерегали братья и другие родичи, он отправился в Кусмурун. Волновались и шумели на его пути аулы, всадники не раз останавливали акына и говорили ему — вернись! Но он не обращал внимания, благополучно добрался до Орды и был рядом со своим другом в дни его тревог.

Из видных канжигалинцев верным Чингизу остался только один Шанки, с ним вместе в орду приехал и его младший брат Шадынкелбатыр. Четверо других братьев не посмели так поступить. Как и большинство канжигалинцев, они покорно шли за вожаком своим Асаубаем, сыном Жадигера. Асаубай и предки его не славились богатством. Скорее, наоборот: степь знала об их бедности. Но зато Асаубай известен был всему Среднему жузу своим красноречием. Однажды Чингизу случилось побывать в ауле Асаубая. Особого почета султану знаменитый оратор не оказал. Чингиз оскорбился и решил ему отомстить. Джигит канжигалинец Бексары, человек обиженный и склонный ко всяческим кляузам, по наущению Чингиза подал заявление в округ. В заявлении Асаубай обвинялся в том, что проживает в урочище Коркылдак, принадлежавшем отцу Бексары Умбету. Жадигер, отец Асаубая, незаконно согнал Ум-бета с этой земли. Бексары просил вернуть ему урочище Коркылдак. Это заявление Чингиз передал на рассмотрение биев. Искушенный в искусстве красноречия Асаубай победил в споре Бексары. Суд биев порешил не только отказать в праве Бексары на землю, но еще обязал его за ложное обвинение отдать Асаубаю коня и чапан. Чингиз нашел такой откуп слишком щедрым и послал Асаубаю от имени Бексары годовалого бычка. На это оскорбление Асаубай ответил стихами:

Как ты расщедрился, султан, на дары:
Посмел мне бычка за обиду вручить.
С такими дарами таких Бексары
Попробуй от лживых бумаг отучить.

После этого случая дороги Чингиза и Асаубая разошлась. Поэтому из всех канжигалинцев Чингиза поддерживал только Шанки со своим младшим братом.

Немногие примкнули к Орде в трудный час. Свою преданность Чингизу сохранил Турсымбай-батыр из рода Балта. Столетний крепкий старик, едва прослыша, что на Орду, на ханского потомка готовится нападение, сел на коня, призвал внука и поторопился к берегам Кусмуруна. «Как я могу отсиживаться дома, — думал он, — если враги угрожают Черному шаныраку, служившему сорок лет Хану-ага». Чуть ли не всю жизнь хранил у себя Турсымбай после одного похода полосатое знамя Аблая. И вот теперь он взял в путь и знамя, и оружие. Не доезжая до Орды, он водрузил полосатый стяг на самом крайнем холме Кусмуруна. Здесь будет мой дозор, решил. Отсюда я буду наблюдать за врагами. Турсымбая приглашали в окрестные аулы, но он отказывался. Уважая его старость и причуды, люди Чингиза поставили ему небольшую юрту и приносили еду.

Между тем, число сторонников Есенея росло с каждым днем. Особенно много юрт пестрело на западном берегу Кусмуруна и у оврага Хан-Жаткан. Все продовольственные заботы Есеней принял на себя. Он пригнал на убой десятки яловых кобылиц-трехлеток, пять косяков дойных кобылиц для кумыса с дальних пастбищ, велел привезти и знаменитый котел тай-жузген, чтобы всегда в нем был запас степного напитка.

Повстанцев становилось все больше и больше. Но Есенею и этого было мало. Он вспомнил об именитом Мамыке, одном из вожаков рода Акташы. Его Чингиз насильно оттеснил в степи Тургая. Есеней отправил к нему посланца Садака, сына Кетебая из рода Уак, уединенно жившего в изгнании. Садак от имени Есенея призвал Мамыка и всех акташынцев к мщению, к налету на Орду. Акташынцы, много лет таившие обиду, откликнулись на призыв. Все мужчины сели на коней и присоединились к сборищу у оврага Хан-Жаткан. Поспешил со своими сородичами — тыгышынцами только что вернувшийся из Сибири Жургимбек-батыр. Он владел в свое время угольным промыслом. В год насильственного переселения Жургимбек стал сопротивляться, и Чингиз устроил ему ссылку в край, где на собаках ездят. Мудрено ли, что Жургимбек радовался возможности свести счеты со своим давним ненавистным врагом.

Народа, словом, собралось столько, что нетрудно было сокрушить одинокий ханский аул, возвышавшийся на Кусмурунском плоскогорье. Но повстанцы ели мясо, пили кумыс, много говорили о часе мщения и не предпринимали никаких действий. Эту нерешительность Чингиз истолковывал как страх перед крепостью, перед русским войском.