Вот и сейчас во сне он, должно быть, почувствовал близость матери и стал быстро водить рукой по камзолу, стараясь отыскать грудь. Это ему никак не удавалось. Камзол был плотно застегнут на серебряные пуговицы. В приливе нежности Зейнеп начала его расстегивать, но пальцы не слушались ее в темноте. Не раздумывая она рванула тесемки. Чокан просунул руку и сжал ладонью теплую материнскую грудь. Зейнеп почудилось: сын сейчас совсем маленький, и у нее из сосков вот-вот щедро заструится молоко.
Так и спал Чокан на коленях у матери до самого рассвета.
А Чингиз? Он с вечера обдумывал свой дорожный маршрут. Чтобы было лучше и ему с Чоканом и Драгомирову.
До станицы Звериноголовской, которую казахи называли Багланом, на месте слияния рек Тобола и Обагана, решил он ехать на крепостных конях. Оттуда же вдоль границы по Горькой казачьей линии задумал он промчаться большаком «Жамшик дангыл», иначе сказать — почтовым трактом. Фургонный лист, находившийся в распоряжении Драгомирова, давал право на бесплатный проезд по линии до самого Омска.
В памяти ожили две прежних поездки в Омск после того как он стал султаном.
Первое путешествие было веселым и шумным. Сначала к своим родственникам в Срымбет, потом к родственникам жены в Баянаул. Все время рядом с ним была Зейнеп, его сопровождали бии-острословы, балуаны — борцы, домбристы и исполнители песен, даже охотники с ловчими птицами. Ехали не спеша, по дороге раздавали подарки, да и сами получали богатые дары. Побывали в Атбасаре и Ереймене, в Каркаралинске и Семипалатинске. И повсюду устраивались празднества, состязания джигитов и певцов. Из Семипалатинска в Омск плыли Иртышом. Степи и березовые перелески плавно скользили перед глазами. Солнечный свежий ветер дул в лицо. Чингиз оставил в аулах добрую славу щедрого и душевного человека.
Иначе прошло второе путешествие. Обстановка в степи осложнилась. Чингиз отменил всякие торжества на пути. По дороге в Омск он торопился завязать связи только с власть имущими крупными баями. Поэтому он встречался с Аккошкаром, с Алтынбаем и Казангапом в Каркаралинске. А тех, что победнее, обходил стороной. Озабоченный, надменный. Небрежно здоровался с небогатым баем, отказывался от угощения и спешил, спешил. Мол, повидали меня и хватит с вас.
Тогда он мог себе позволить спесивость и важность. Тогда один вид его нагонял страх. А теперь, в третье путешествие? Теперь у него подрезаны крылья. И путь он выбирал скорый и негромкий, чтобы остаться незамеченным для других. Если бы не Драгомиров, он поехал бы верхом, взяв с собою только Чокана и Абы. Но тут приходилось думать и о дорожных удобствах.
Быстрые лошади для повозки были только в крепости у Шамрая. Чингиз знал, что просить. Два саврасых аргамака, известных в Кусмуруне и его окрестностях под кличками Змеиный Цвет и Быстрее Ветра, давно были предметом особой зависти Чингиза. Даже в эти часы, когда ему было так плохо, он с удовольствием представил, как едет на них.
Шамрай держал их в отдельном прохладном сарае вместе с десятком других скакунов. За аргамаками ухаживали с особенным старанием. Если всем сено, то им непременно овес. Если другими конями можно еще было пользоваться, то на любимцах своих ездил только сам Шамрай, он рад был бы запретить и прикасаться к ним. Ах, кони, кони! Триста пятьдесят верст от Кусмуруна до Кзылжара на них можно было пройти за день. Выедешь ранним утром, к вечеру уже на месте. Весь путь они могли проделывать рысью. И останавливались на привал только в том случае, когда их понуждали к этому уставшие седоки. Упитанные и хорошо выезженные, эти кони выделялись отменной красотой и статью. После линьки приятно лоснилась их рыжая шерсть. Холки у них были такими высокими, что еле дотянешься рукой. На широких спинах хоть постель раскладывай и спи! Круглые сытые крупы словно гладкие симметричные холмы: аргамаки были откормлены на диво, сбиты плотно. Посмотришь на передние ноги — два прямых березовых ствола. Глянешь на задние — вспомнятся округлые ноги верблюда. А как восхитительны в шагу — гибкость, подвижность, легкость! Тигровые лапы, да и только. Это о таких конях-красавцах говорили стихами акыны:
Особенно привлекательными были их пушистые гривы. Темно-коричневые с отливом, спадающие у одного на правую, а у другого на левую сторону. От этой гривы у каждого вдоль всего спинного хребта до пушистого хвоста тянулся тонкий черный след. Посмотришь — настоящая черная змейка. Поэтому и прозвали их жылан-сыртами.
Чингиз, чтобы хоть немного скрасить эту поездку после своего поражения, решил ехать до Баглана на любимых аргамаках Шамрая.
Так он задумал ночью, так он решил действовать утром.