Промелькнувший метеор (книга 1)

Чингиз понимал — Шамрай и ему отказал бы в этой просьбе, когда б не Драгомиров. Драгомирова Шамрай побаивался. И не зря. Во время ревизии обнаружились и некоторые его темные делишки, за которые он мог поплатиться головой. Александр Николаевич ему сказал об этом напрямик, чем привел в полное смятение. Шамрай спрашивал, что же ему делать, чем все это кончится. Драгомиров сухо ответил, об этом в Омске знают, а его служебный долг — правдиво, без прикрас, доложить. Тут Шамрай совсем растерялся. Ревизорам, приезжавшим прежде и подкапывавшимся под него, он уже не раз золотил руку. Те уезжали довольные — и дело с концом. Но Драгомиров, слыхивал он стороной, не был падким на взятки и очень сурово обходился с теми, кто пытался ему их всучивать. Однако Шамрай на своем опыте был убежден, что твердокаменных людей не бывает. И, будучи очень близок с Чингизом, попросил его деликатно обработать своего однокашника. Чингиз пообещал. И теперь, придя в крепость совсем по другому поводу, начал разговор со взятки.

— Говорил я с ним. Правда, только намеками. Предложить открыто при моем теперешнем положении не хватило смелости. Сами понимаете. Но, думаю, он догадался. Он ведь такой же, как и мы. И голова у него круглая. Кажется, непрочь и поживиться. Я поговорю с ним начистоту не здесь, а в дороге. Может быть, судьба не обойдет нас. Как-нибудь все улажу. Уверен, он размягчится. А я ему тут же деньги. Они у меня найдутся, а мы-то рассчитаемся.

Шамрай выглядел уже не таким хмурым. Тут его и заарканил Чингиз. Как ни жалел начальник крепости своих аргамаков, как ни грустно ему было, а просьбу бывшего султана пришлось выполнить.

Он согласился дать не только аргамаков, но и свой великолепный возок, который в окрестных аулах окрестили Жолбарсом — тигром. Именно в него при своих выездах запрягал своих скакунов Шамрай. Тогда в степи уже разносилась весть:

— Тигр едет! Тигр едет!

— Кого-то из наших он сегодня распотрошит.

Шамрай и в самом деле творил в аулах неслыханные бесчинства. Неспроста его называли жестокой бестией. Неспроста он казался в Кусмурунском округе самым сильным человеком мира сего. Жанралы далеко, кипиралы близко! Начальник крепости, несмотря на свой самый скромный чин, представлялся кочевникам всевластным степным генералом. Они старались от него откупиться, угодить ему. Они боялись его пуще огня. Смело отправляя жалобы на Чингиза в Омск и Петербург, подписывая их своей фамилией или скрепляя отпечатком большого пальца, они не рисковали писать письма о Шамрае. Только самые храбрые дерзали сочинять «круглые бумажки» без подписи, анонимки, как теперь говорят. Но и в этом случае поговаривали, что ворон ворону глаз не выклюет, то-есть, и царь, и омское начальство не тронут местных русских чиновников и офицеров.

Впрочем, великолепный возок Шамрая окрестили тигром еще и по другой, совсем безобидной причине.

Широкий, вместительный, с глубокими сиденьями и выгнутыми спинками, он был обтянут и снаружи и внутри кожей, окрашенной в разные цвета: откидной крытый верх — в черный, внутри — в розовый, ремни, колеса и оглобли — в черный и белый цвет. Издали возок казался полосатым. И если прибавить к этому грозного седока, становится понятным и происхождение его названия.

— Тигр едет! Тигр едет!

Возком этим Шамрай особенно дорожил еще и потому, что его подарил генерал Ингельстрем, оценив жестокость и решительность крепостного начальника в обращении с пленниками, взятыми в одном из сражений с Кенесары. Кстати сказать, и аргамаков жылан-сыртов Шамрай еще жеребятами получил в подарок от другого военачальника, графа Столпнера, ставшего к тому времени уже генералом в отставке и содержавшего конный завод в городе Орске. Шамрай однажды гостил у него, и генерал, обнаружив в офицере знатока лошадей, расщедрился на такой ценный дар.

… Главное в дальней степной поездке — правильно выбрать маршрут. И хотя Чингиз уже многое обдумал ночью, а сейчас готовилась и пролетка, ему надо было уточнить путь на Баглан. Дело в том, что и к Баглану вели разные дороги. Одна огибала западный берег озера, пересекая пастбища и стоянки кипчакских аулов. Дойдя до Тобола, она продолжалась вдоль его берегов и неподалеку от устья речки Уй, у казачьей Устьуйской станицы, называемой казахами Сорок Холостяков, поворачивала к Баглану по возвышенности, известной под именем Русской стороны Тобола. Вторая дорога шла восточным берегом Кусмуруна, петляла вдоль Обагана и приводила путников туда же, в Баглан.

Первая дорога считалась веселее второй. Обычно в это время года казахские аулы откочевывали на дальние солнечные джайляу. Но степь и тогда нельзя было назвать безлюдной. На озерных и речных берегах оставались пожилые, не говоря о бедняках. Казахская и русская голь за речкой Уй имела бахчи и огородики. Здесь летом и осенью угощали арбузами, дынями, огурцами, до которых Чингиз был большим охотником. В этот год случилось так, что в Притоболье прошли дожди, земля вновь густо зазеленела, и большинство аулов снова перекочевали сюда, оставив жаркие сухие такыры.