Промелькнувший метеор (книга 1)

Осып никогда не скупился, как Отей, а в дни приезда Чингиза — тем более. Пировать так пировать. Овражек на березовой поляне, где ставил Осып гостевые юрты, и тот лоснился от жира. Он даже получил название Майсай — масляного оврага, а его продолжение — Тойсай — оврага праздников. Говорят, когда сливали оставшийся после пира бульон, на склонах оврага жир выступал белыми пятнами, как соль на поверхности озера. Продолжение оврага стали называть Тойсаем с той поры, когда Чингиз сосватал невесту для Якупа. Осып, тогда превзошел самого себя и зарезал в честь гостя сорок жирных яловых кобылиц.

Почему, спрашивается, в то время Чингиз стремился сблизиться с Осыпом, даже породниться с ним? Дело в том, что он считал важным подчинить своему влиянию всю родовую ветвь Сибан и противопоставить ее Есенею. Но случилось иначе. Есеней оказался более предусмотрительным и ловким. Он разгадал замысел Чингиза и взял Осыпа в клещи, поселив рядом с ним своих соглядатаев и друзей, тоже принадлежащих к ветви Сибан — Жакельды и Кунгоне. Они следили за каждым шагом Осыпа, не давали ему покоя и, в конце концов, перетянули на свою сторону.

Расскажем теперь о Срыме, втором вожаке керейских аулов.

Срым представлял матакайскую ветвь рода, самую малочисленную, но далеко не самую слабую среди кереев. В 1727 году, в черном году великого бедствия, голодных перекочевок, когда все аулы с берегов Сырдарьи уходили в степи Сарыарки, кереи, как и другие роды, оказались разрозненными, разметанными по всему Прииртышью и При-ишимью, только одни матакайцы действовали сообща. Недаром их сравнивали с белой звездочкой на лбу коня. Они обосновались на берегах Обагана и ни на шаг не двинулись дальше. Наступили времена барымты, матакайцам пришлось не раз понести тяжелый урон от набегов враждебных аулов, но они закалились в этих схватках. Вскоре охотники до легкой добычи обломали свои зубы, пробуя их на мата-кайцах, и в другой раз уже не решались идти на барымту.

Среди пяти родоначальников Матакая самым сильным и известным был Аккошкар. Среди пяти сыновей Аккошкара своей волей и удачливостью выделялся Жузжасар, Опто и был отцом Каржау.

Случилось как-то, что Есеней пригнал свои несметные табуны на тебеневку в пойму Обагана, которой владел Каржау. Матакаец рассердился.

И в отместку Есенею прирезал несколько его кобылиц. Не остался в долгу и Есеней. Он кликнул клич, и часть аулов из родовых ветвей Балта и Кошебе обосновались на берегах Обагана, потеснив матакайцев на плоскогорье к среднему течению реки. Есеней не тронул только один небогатый аул, принадлежавший казаху, известному под прозвищем рыбака Кушыкая. Этой распрей умело воспользовался Чингиз. Он привлек матакайцев на свою сторону, и Срым, сын Каржау, самый уважаемый человек среднего поколения, стал правой рукой султана. Чингиз рассчитывал породниться и с ним.

Но надвинулась опасность, и отношения сразу изменились. Как говорится:

Много камчей ты собрал для пути.
Ехать пора! — Ни одной не найти.

Так произошло и с Чингизом. Готовил он себе подмогу, а когда над Ордою нависла беда, ни Осып, ни Срым не сделали и попыток прорвать кольцо кереев и уаков, спрятали свои головы, забыли и о дружбе, и о родстве. Быстро сообразили они, на чьей стороне сила, поняли, что трогать Есенея нельзя. Раздразнишь его — кусаться начнет, а укусит — кусок тела отхватит. Кому это надо.

Честолюбие и стыд подтачивали Чингиза. Не хотел он встречаться с былыми сторонниками, которые покинули его, и теперь, спокойные и сытые, не без злорадства будут смотреть на него, испытавшего позор и унижение. Не нужны они ему сейчас. И в будущем не понадобятся.

Но какой же, все-таки, дорогой ехать?

Чингиз спросил совета у Абы, знавшего все дороги наперечет.

— Поедем, — сказал Абы, — восточным берегом Кусмуруна, а потом вдоль речки Кундызды. Переночуем у озера Бес-Чалкар. Там, по-моему, есть рыбаки.

— Но ведь крепость согнала их.

— Согнать-то согнали, но они приезжают, как и прежде. А половину улова отдают солдатам.

— Ты уверен, что эти рыбаки там?

— Да разве можно сейчас быть в чем-нибудь уверенным, мой хан? С тех пор, как подул горячий суховей, нам и думать было некогда. Не то что ездить. Не давали передохнуть эти кереи и уаки. Только сейчас приходим в себя.

— Что верно, то верно, — вздохнул Чингиз.

— А рыбаков мы должны встретить, — продолжал Абы, — дорога покажет. Раз вы не хотите заезжать к Осы-пу и Срыму, мы их минуем между Аяк-Чалкаром и Босага-Чалкаром, будем держаться Обагана. Левого берега. Потом напрямик к Бурабаю, переправимся через Тениз и вот он — Баглан.

И еще раз повторил, как будто в этом заключалось главное:

— Встретим рыбаков, непременно встретим.

Больше о дороге Чингиз не заговаривал.