Промежуток

Человек долго смотрел в бумажку, разрисованную черточками – такие я видела в огромной тетради, принадлежавшей сторожу заводского склада. Потом птица постучала по мне клювом и, еще крепче вцепившись, тихо загорлила. Она что-то пыталась сказать человеку, и, кажется, он понял. Оторвав край бумажки, он положил его на ладонь (остальное смяв в комочек и вставив в маленькую выемку между кирпичами), поводил по ошмётку грифелем, оставляя следы. Затем перегрыз пополам белую нитку, одним куском обмотал грифель и сунул в карман, другим принялся обвязывать птичью лапку, обернутую бумажным обрывком, – выходило кое-как, пальцы человека сгибались плохо. Лоб его покрыла испарина, запястья обнажились, и на них стали заметны коричневые выпуклости, похожие на почки деревьев; вдруг две из них лопнули, показались свертки листьев, тут же пошедшие в рост. Птица, склонив голову, смотрела внимательно на то, как прорастают руки человека. С трудом справившись с непослушными пальцами, он помог птице вытащить лапку сквозь ячейку. Из кармана казенной робы достал хлебную крошку, сказал тихо: «Я буду ждать тебя», – и птица, слабо ткнувшись в сложенные вместе подушечки, издала несколько горловых звуков и сорвалась в небо.

Человек нагнулся, оторвал от подшивки брюк узкий лоскут, с трудом пропихнул конец его в мою ячейку – у нижнего угла. Потом, подцепив дрожащими от слабости пальцами, вытянул в соседнюю. Завязал на узел, концы вытолкнул наружу.

Я понимала, что он сделал. Это был знак для голубя, говорящий: я тут.

Наступление

1. Аллея

– В этом году лето теплое. Надеюсь, птицы еще совьют гнезда в нашей листве.

– Ты имеешь в виду подросших птенцов?

– Да-да. На них вся надежда.

– А кого ты ждешь?

– Я хотело бы дроздов. Но им здесь в последнее время не нравилось.

– Давно уже. Может быть, грачи?

– Если молодняку не хватит более спокойных мест, то они переместятся сюда.

– Всегда еще есть вороны. Они выносливей.

– Им интересней в городе.

– А город наступает.

– Вытесняя зябликов и дроздов, да вообще всех.

– Ты скучаешь по музыке?

– По птичьему переполоху.

– Тогда мы были рощей. А теперь просто две жалкие вереницы, собирающие пыль шоссе.

– Не говори так. Мы никуда не бежим.

В этом наше мужество.

– Веселенькое дело.

– Помнишь, как двое прохожих говорили о деревьях, прогуливаясь в нашей тени? Что мы почти философы? Эти… как их… стоики? Что мы стоим, чего бы это нам ни стоило? Так я это поняло. Но ведь люди могли и нас уничтожить. Как наших соседей. Так что не ропщи.

– Не ропщу. Я грущу.

– Помнишь, этот человек тогда произнес целую речь про деревья. Такую необыкновенную речь…

– Это была не речь! Это были солнечные блики на мокрой траве!

– Да. Это было счастье. Теплый ливень.

– И еще как будто паутина, натянутая между твоими и моими нижними ветками.

– Точно! Паутина! Только выходила она не из клейкой нити маленького паука, а из человеческих слов, связанных очень ловко.

– Расскажи, пожалуйста!

– Я не помню. Но это все было про нас. Он говорил про древесные братства. «Древесных братств неповторимый стиль» – что-то такое.

– Ты помнишь, как он выглядел? Тот человек? И как выглядел его собеседник?

– Собеседником была девушка. А он был таким высоким, худым. Нос острый и волосы черные. Немолод и почему-то похож на дрозда. А помнишь, дрозды пели нам: «Строй красоты, строй высоты»?

– Где они теперь? Эх, жалкая жизнь.

– Но не бессмысленная.

– Ты считаешь, мы действительно защищаем поле от машин?

– Я думаю… честно говоря, я не знаю.

– Что-то загадочное и дремучее еще таится под нашими ветвями, как ты думаешь?

– Не знаю.

– И мы – не просто место прогулок случайных пешеходов?

– Нет. Мы помогаем выжить множеству существ, разве ты в этом сомневаешься?

– А людям? Источник дополнительного кислорода, и все?

– Не все. Возможно, для них мы – особые устройства, позволяющие видеть реальность иначе.

– В каком смысле?

– Они смотрят на листья в кроне – и начинают невольно видеть просветы между ними. Вот тот человек увидел. Просветы, понимаешь? У людей вообще такая сложная, такая загроможденная предметами жизнь, что им порой просто некогда взглянуть в открытую синеву. Им надо заботиться о тысяче предметов внизу. Десятках тысяч. Беспросветно.

– Хорошо, что нас, по крайней мере, они оставили в два ряда. Вот я могу соприкоснуться с тобой кончиками мыслей.

– Конечно, это замечательно, брат.

– Спасибо тебе за поддержку. Мне жутко. Ты слышишь этот холодный, дальний звук?

– Что-то такое слышу. Он такой… неровный.

– Пугающие шероховатости. Они приближаются.

– Наверное, это едут длинные коробки.

– Фуры? Те, что перевозят разные грузы?

– Да.

– Может быть, они везут мертвые деревья.

– Не дрожи! Для чего же в городе столько наших мертвецов?

– Разве ты не знаешь, что люди закапывают мертвых людей в коробках из мертвых деревьев?

– А в городе деревья уже закончились?

– Вороны говорили, почти.

– Это не грузовые коробки. Это огневые.

– Это танки!

– Стой, не дрожи, не надо. Похоже, война.

2. Танки

– Зачем они нас гонят, не знаешь?

– Тебе не все ли равно?

– Ребята, это учения.

– А я надеюсь, что будет реальное дело.

– Где?

– В городе.