Толя был полуотдельно, полурядом. Привалившись к верстаку, копался в телефоне.
– Так, – подводя итог, быстро проговорил Валера-Сережа, – Анатолий не говорил, нам пэтээс нужен?
– Как пэтээс?
– Пэтээс нужен, – вторил, не отрываясь от телефона, Толя.
– Так. Погодите… – Баскаков чувствовал, будто под ним лестница пошатнулась и пошла в сторону. – Э, парни. Я раз нагрелся – и хорош. Мне вообще никак. Я и так теряю половину. И в пэтээсе стою, фамилия моя. Не… – отрезал Баскаков.
Происходило именно то, чего он опасался. И совсем не с той стороны, откуда ждал. Он зашагал по гаражу. Зазвонил телефон. Звонила мать его друга Сережи Шебалина, которого все с детства звали Ёжиком:
– Игорек, – пела-плакала она голосом, бессильно разбухшим, размокшим от слез, – я очень расстроена, может, хоть ты поможешь? Надо что-то делать с Сережей. Он не просыхает… Я не сплю с трех ночи. Это страшно! Я во сне видела, как его уволакивают, просто уволакивают маленькие, черные такие люди… правда… они по пояс ему, Сереже, и они его волокут, а он цепляется за мебель, за косяки… Ты не поверишь… ты знаешь, как я ко всякой мистике отношусь, я преподаватель… но тут все по правде, поверь мне… – Она совсем заплакала: – Вы же друзья… были… Он цепляется, и они его уволакивают, и он оборачивается, а у него… Игоречек… у него зрачки зеленым горят, Игоречек, и такие… ну… вертикальные, как у кошек, не могу-не-могу-не-могу… помоги, пожалуйста, не могу… это не придумаешь… это видеть надо… ааааа…
– Милая моя, миленькая, пожалуйста, успокойтесь… Лидия Григорьевна… Пожалуйста, я вам попозже перезвоню… Молитесь за него…
– Да молюсь как могу, я же не молилась… а теперь молюсь… Все, Игорек… Позвони, пожалуйста, как освободишься.
Баскаков, побледневший, уничтоженный, возвращался к разговору.
– Да вы не волнуйтесь… – наседали ребята.
– Да че не волнуйтесь?! Не, ребят… Какой пэтээс?! – говорил Баскаков, изо всех сил пытаясь собраться.
Напильники неседали наперебой:
– Да вы поймите, сейчас регламент будут обжаловать…
– Да погоди ты, Серый, с регламентом, – фыркнул Валера и другим голосом обратился к Анатолию: – А мы можем, Толь, расторгнуть договор купли-продажи?
– Да как мы расторгнем, – возмутился Баскаков, – если тот хмырюга в Уссурийске, и у меня даже его телефона нет? Не-е… обождите, мужики. Мужики, короче…
Зазвонил телефон:
– Игорь, Пете позвони, – сказала Лена, – по-моему он не знает, что снимать можно только по пятьдесят тысяч. И ты не забыл, что нам на исповедь послезавтра?
– Да не забыл, не забыл! Все. Пока, – отвечал с раздражением Баскаков.
– Свинюга, – попрощалась Лена.
Пока с ней говорил, слышал, как поверх разговора лег гудочек. Прорывался-звонил как раз Петро:
– Михалыч, здоро́веньки! Как вы там, зимогоры, не вымерзли еще? Да-а, морозцы-то придавили. Слушай-ка, тут такое дело. Плохо, когда ни в зуб ногой в житейских делах. Короче говоря, я договорился снять всю сумму…
– Ну и снимай, в чем проблема-то? – нетерпеливо перебил Баскаков, зная витиеватость и обстоятельную многословность Пети.
– Да ты почему такой торопыга-то? Все бегом, бегом… Дай обскажу. У меня же, я вспомнил, срочный вклад какой-то… – «Какой-то» он произнес с брезгливинкой. – Если я снимаю, то у меня проценты сгорают… Но я все равно снял. Уже снял… Хе-хе… Выручать-то надо классика, а как же…
– Да ты че! Спасибо, Петро. Я щас занят. Позвоню вечерком.
– А ты слыхал, что Куперман большую премию взял?
– Да пошел он. Иннокентич вон медведя взял. Я перезвоню… Парни, я не хочу второй раз влететь… – начал снова Баскаков.
– Не, Игорь. Подождите. Давайте так… – прикрывая глаза, говорил Сережа или Валера, Баскаков уже не понимал. – Мы сейчас вам объясним.
Анатолий захлопнул телефон, спрыгнул с верстака и вразвалочку подошел к Игорю:
– Вот смотрите, – заговорил он на тон спокойней стоявшего гвалта, сдержанно ощупывая слова своими гранеными губами, – люди забирают у вас авто-мо-биль и дальше он будет готовиться к продаже. Без документов все это теряет смысл. Это как человек без паспорта. Вы сами уже с этим столкнулись…
Зазвонил телефон, который Баскаков не отключал, ожидая очень важного звонка:
– Игорь Михайлович? – раздался твердый и чуть надтреснутый, подрагивающий голос – есть у пожилых людей такие глухо-высокие голоса. «Ч» звучало по-западному, будто пародировали белорусских чиновников.
– Да, я. Говорите… – резко ответил Баскаков.
– У меня к вам как к редактору альманаха адресное предложение. Адресное! – налег голос на словцо.
– Давайте после праздников, мне не с руки сейчас. А откуда у вас мой телефон?
Звонящий будто не слышал: