Промысловые были

День все длинней, в девять уже сине, можно идти. Весной запахло, южный ветер и ясный денек после облачности, ясный, теплый, с щедро-синим небом. Блажь в воздухе. А утром вчера, когда шел хребтом все было совершенно синим, и кухта, и снег. Вечерами там на Майгушаше делать было нечего, смотрел на часы, торопил жизнь, спасался мыслями о прожитом, перебирал, будто ящички выдвигал из старинного комода, сколько всего! Писать надо. Шел сегодня после дороги сюда на Ручьи по лыжне своей, в поняге соболь с капканом, голову просунул в круглую «Тайгу», с ползайцем. На Ручьи пришел, поднимался к избушке, радовался, отличное место и любимая избушка. Хорошо, когда стены желтые, для меня здесь дворец, все есть, приемник и прочее. Завтра проверю короткую дорожку, скину снег с крыши, уберу шмотки на лабаз и попробую рвануть на Остров. А там… Все про «Лес». Тема дома и что в жар бросает, оттого что жизнь проходит.

Не доходя до Майгушаши есть скалка у Тынепа, по ней течет вода струями, она замерзла голубыми прядями. Глянул на свою диковинную обмороженную рожу в зеркало – словно сбежал.

23 янв. Пошел с Острова на Молчановский, прихожу, а там Толян побывал. Я в тот же день рванул на Метео, пришел под Луной в 10–30 вечера.

25 янв. Утро в деревне. Сажусь за «Лес». А только что из леса.

1994

7 окт. Ручьи. Странное начало. Приехал с Майгушаши, до этого провел два дня на Острове. Добрался на новой деревяшке (делал Степан Москвичев) – лодка чудо, проехал выше Майгушаши по шивере такой крутизны, что раньше и думать не смел. Сегодня пилил дрова на Майгушаше. Вчера тасал груз на алюминевой поняге, поставил новую хорошую печку. Вчера с вечера пошел дождь, потом утром снег, сейчас выяснило и подмораживает, развернуло через запад, с чудными облаками, с вихрами, с темными под ними градовыми тучами – не в силах описать красоту. Вообще пока вести записки неохота. Добирались долго, не спеша, вода в Бахте хорошая, от Метео к Молчановского – отличный день, плюс 14.

Первый день на Острове.

Соображение: мол, хочу сказать людям что-то, что им поможет – но ведь есть десятки чудных поэтов, философов, учителей и просто помогающих бескорыстно людей.

Вот писатель – гляди-ка герой: из погани собственной выуживает что-то для «характеров». Снова нет ничего особенного тут, надо только уметь убрать лишнее, знать что нельзя да хорошенько знать-любить родную литературу.

Вот беру нагло людей, куски их судеб, жизни, крови и крою, склеиваю нечто свое – хорошо ли это? Литература – нравственное ли это занятие? Есть, конечно, великие произведения – но я-то вошь.

«Мы, люди искусства, самые дрянные люди, порченные, все понимаем, а грешим, считая, что имеем право. Не такая беда, когда человек слеп и грешит не понимая, не имея выбора, а мы-то каждый день делаем выбор» – так и хочется сказать.

24 окт. Пожилой дед по рации – спокойно: «Три дня сижу – нога совсем опухла, обожди, лепешку переверну».

Тепло, снег. Вчера день рожденья был. Подарили соболька на голубике. Стихов – нет. На Острове я хорошо начал – а в эти дни уже целую неделю ничего особенно не получается, не знаю, само ли придет или силком надо. Сегодня пришел рано – сижу в избушке, почитаю, полежу-подумаю, послушаю радио, попью чаю. Тепло, дует ветер, падает снежок.

26 окт. Сегодня все-таки произошел переворот в погоде – после снегопадов, южного ветра, тепла, мокрых ноговиц – через запад к северо-западу задуло, разъяснило, понеслись отдельные облачка, как всегда, какие-то высокие, кругловатые, и вот сейчас 20 градусов, хрустит волнами Тынеп, на всем стерильный 15‐см слой свежего снега – в общем, если отвлечься от всего в жизни происходящего – райское состояние природы, пожалуй одно из лучших. Как отчетливо слышно наползание шуги на ледяной припай! Через полмиллиметра полиэтиленового окна.

Читаю стихи Бунина, статьи Федорова и «Подростка». До чего странный писатель! Чем же у него была забита голова – только Человекам. Природой – нет.

Опять снился мне старинный город (Казань, может быть), но русский, и опять разрушеные храмы, кирпичные колокольни, (вроде русской готики), с изогнутыми просевшими рядами кирпичей. Они как бы согнулись от времени и невнимательности.

Образы во снах прежние, снова северное море, старинный город, снова тайга – какие-то места наши, какой-то район здесь неведомый, но я его узнаю, среди ровных мест круглой формы сопки. И образ современного города, но русского со всеми причиндалами, с бьющей ключом жизнью, с магазинами всякими и книжными лавками, трактирами-ресторанами, все богатое, всего много, но нет этого западного прямоугольного витринного стиля. Дерево, рамы, бронза, как-то все тепло сделано. У каждого дома, двери свое лицо.

У Федорова: искусство должно держаться на любви к умершим. Удивительно, но эта мысль мне приходила, но как-то чувством, отрывками. Жизнь – все игра до той поры, пока кто-то не умирает. Надо думать о предках. Мы их поддерживаем своей памятью.