Промысловые были

Хорошо. Почему, когда борьба и преодоление с победой – хорошее настроение, а тишь в избушке гнетет? Завтра дровишки пилить попробую полупилой, выточил ее на Воротах, «нордик» к избушке загоню, околочу. Но главное, дорога есть теперь, пусть снег сыпет. А он не шибко сыпет, вроде как чуть холодает, луна проглядывает, – Ручьи, одно слово.

Да… Выезжаешь в темноте и приезжаешь в темноте.

28 нбр. Встал, околотил «нордик», загнал его к избушке, сделал козлы, подразвел пилу, попилил дровишек – огреб у избушки, короче, порядок навел, заправил бак, настелил остаток навеса перед избушкой. Вроде все. Петьку оттаял, солярки заправил. Поел. Но пушнины нет, кручу приемник, читаю кое-что. Завтра поеду на Ворота за грузом, промну дорогу верхом от Пороки. По радио все якобы кипит на свете.

Тепло кончается, это Таймыр поддавал пургой своей. Ясновато, звездочки, за 20, луна в кольце, крылышко ряби – Ручьи.

Почему так нравится «работать» со снегом, как послушно он принимает форму – прокладывание дорог, огребание около избушки, даже лыжня, ведь дело-то самое безнадежное – снегопад и все прахом, не говоря уже о весне. Вот человек – любит все бесполезное. Еще думал о том, что охота, промысел, хоть и называется словом «работа», на самом деле совсем что-то другое, что-то гораздо более сильное, сверхработа, запой какой-то. Ну какая это работа – везти груз или биться на снегоходе со снегом? Работа – это что-то размеренное, с обеденным перерывом.

Портки, бродни с запахом выхлопа. Что-то если не свирепое, то не знаю какое в этом выхлопе, в скорости, в заиндевелом заднем фонаре, в рифленом следе.

Состояние тоски по всему, ясности, выпуклости, небывалой точности, какое и нужно, чтобы писать обо всем. Что-то делать, что красиво, хоть и просто жизнь. Везти воду, например, в морозный день с ярким солнцем и синими торосами, когда плавленные сугробы отбрасывают длинные тени и бъет вбок белая струя выхлопа и слышно, как потрескивает, замерзая, ведро. Или колоть дрова… А в городе? «Зато вода теплая». Везде свое «зато».

Отрезал газету для самокрутки, ножницами, лишнюю полоску небольшую, а она так странно, трепеща, медленно улетела вниз под стол.

1 дек. Зима, значит. Приехал в Ворот с грузом. Туда ехал по путику, проминал, чтобы подняться на профиль. Пусто. Белка попала в кулемку, но хорошо, аккуратно – не билась. Ехал-ехал, аж в паху трещит от эквилибристики, канава глубоковатая, «нордик» по ней скачет как конь. Ехал-ехал, доехал почти, в ручей стал сворачивать и крякнул хомутик нижнего крепления рулевой тяги. Повезло, что близко уже. Я давай ехать, проеду чуть, слезу, лыжи поверну ему куда надо и дальше, съехал почти, надоело мне это дело, прохладно, да я еще потный, стал глядеть в чем дело, подлезать под двигатель, пробывать открутить гайки, а ключа «на 13» нет, давай перетачивать из ключа «на 12», так и не могу открутить. А открутить хотел, чтоб с собой унести и в избушке новый сделать. Короче, возился, возился, руки все изрезал, они черные в копоти, кровь густая на «нордик» капает, стоп, говорю, пошел в избушку.

Утром «нордик» пригнал, мотор снял, ключ сточил, гайки отвернул, хомутик сделал из обода от бочки, мягкий, правда, как масло, дырки топором вырубил, привинтил, а сверху проволокой закрутил толстой. Это все по торосам, да по лесу езда, так руль ворочаешь, что удивительно, как он весь не оторвался. Сегодня приехал на Ручьи.

Когда появляются деликатесы вроде хлеба, возникают лишние проблемы – съесть еще кусок или потерпеть. На три недели восемь булок. Зато крупы немерено. Вчера на Воротах возился с Нордиком, руки черные, мыла нет там, все закончил, дров навозил, глянул на Бахту – краса. Отчетливые точеные плоские облака, серые, под ними желтое небо, торосы, зализанные наплывами снега, лес белый. А ночью Луна, торосы, и длинные тени деревьев на снегу Бахты.

Глухарек с риском, чай с брусникой, а на ужин Лесков. Лескова не переведешь ни на какой другой язык. Я спрашивал раз англичанина, он про него слыхом не слыхивал. Получается, чем родней писатель через русский язык, чем больше открываешь в нем слов, интонаций, тем непонятней он для чужих. Надо ли быть всем понятным?

3 декабря. Опять тепло. Пять вечера. Нарточку затащил, рогульку-водилину вырубил, сегодня сходил по короткой дорожке и занимался хозяйством, «нордик» обколотил-заправил, дрова, нарточка. Вчера сходил по двум коротким дорожкам. Добыл соболька. Пришел с дорожки, перекусил и на другую, а там соболь кедровку в капкане хряпает, естественно, я его не видел, но кедровка качается и говешка теплая, а такая бродь, что не догнать, кобель орет, бредет за ним в снегу по уши, вечером пришел ни с чем.

Хорошо подъезжать к засыпанной избушке после битвы с дорогой. А когда избушка мирная, свет лампы, приемник, жарится что-то – мне одному ни к чему этим наслаждаться. Все-таки порой не хватает второго человека, не столько в трудные минуты, сколько в спокойные.