Промысловые были

15 нбр. Пришел с Ручьев. И хрен с маслом добыл. Настроение было не фонтан, ходишь-ходишь, рвешь хрип – и все зря. Правда, у избушки тут же добыл норку.

27 нбр. Ровно две недели как меня здесь не было. Я ушел на Остров, сделал там небольшую дорожку в сопку напротив по старым своим затесям. А потом пошел на Молчановский, волнуясь, потому что уже очень хотелось наконец увидеть Толяна, которого тогда не повидал. Шел прислушивался, дошел до его дороги – нет свежей лыжни. Креплюсь, иду дальше, думаю, около Бахты, может, Толян (есть у него такая привычка) проверит несколько капканов в начале дороги, но и там нет лыжни, ну, думаю, и в избушке никого нет. Прихожу – точно, снег все присыпал. Ладно, будто и не прислушиваюсь, и не жду никого. Включил приемник погромче, на нары прилег, и вроде грохот какой-то, вроде в приемнике, но – нет! За дверью Нордик ревет (а Алтус на дороге остался, лаять некому). Выхожу – Толян, куржак в бороде, разворачивает «нордик» за лыжи, «нордик» длинный, весь в снегу, лыжи вдоль подножек засунуты, в багажнике поняга.

Толян говорит: «Сразу тебе задницу мылить? Ты к седьмому сюда собирался. Тут медведи повылезали и стали нашего брата-охотничка хряпать. Двух с…кали. Все спрашивают: «Где Ручьи? «Нордик» твой на Бедной стоит – Левченки пригнали».

А медведь задрал мужика одного наверху где-то и другого в Пакулихе. Напарник видит – пошел мужик по дороге и не вернулся. На следующий день искать побежал. Собака заорала, тут и медведь. Заклевал он его с «тозки» кое-как, подошел, а его напарник в снег закопанный лежит и рука рядом валяется. Снегов-то мало, а морозы стоят, вот медведи и повылезали. Н-да.

Потом мы проверили за два дня толяновы дороги и ввечеру подались на Ворота. А с соболями у всех беда, у Витьки вообще четыре штуки. Толян пешком ушел, я на «нордике», дорогу проверил и поехал. Подъезжаю, вижу, два столба белого дыма на берегу: из избушки и от костра, Толян собакам варит в ведре. Молодец он. Все, и Генка, и я, эту избушку недолюбливают, а он обживает, пол новый сделал. Захожу, дров пол-избушки, на столе павидло в поллитровой банке, сгущенка, папиросы, спальники расстелены, как в добром купе для доброй дороги. А к ночи потеплело, снежок пошел. На следующий проверили по дорожке и на Метео, ехали часа три 12 верст. Так там заторосило, что нарточка на честном слове меня довезла. Потом поехали на Холодный, потом на Бедную в день сгоняли, «нордик» мой пригнали и посылку взяли. Там китайская водяра-самогонка (банзаевка), пельмени и шаньги с морковью и черемухой.

Потом я поехал на Метео, потом на Ворота. До Ворот добирался целый день. В нарточке, едрит твою налево, бензина вездеходовский бак и канистра, и продукты, да шмотки, да приемник. Короче, до Черных Ворот я ее довез, а дальше «корпусом», то есть без прицепа. Это речники так говорят про буксир, что он, мол, пустым корпусом, без баржи ушел, стало быть, я корпусом с понягой в багажнике дорогу промну и за грузом возвращаюсь. В торосу кое-где снегу по пояс, дорогу нашу в одном только месте видать – у скалки три накатанные метра и все, а слева – как море штормовое – сплошной торос. Елозил я елозил, добрался до Больших Ворот, вернулся за грузом. Сова летит бородатая, фантастическое зрелище. Огромная и машет крыльями медленно и странно. Повез груз, об торос полоз у нарты лопнул на сгибе. Бензин оставил, продукты взял, кое-как добрался до избушки в темноте с фарой. В торосу вода. Поту с меня вышло «не знай скоко». Весь мокрый как мышь, а на улице градусов семь всего, ветер, снежок. Портки в мокром снего-льду. Подсушился, поел, попил. Давай нарточку глядеть, затащил в избушку, оттаял, отвинтил обломок. Полоз дюралевый, дрели нет, прокопал дырки в нем топором, скрепил с полозом внахлест, а спереди дощечкой надставил.

Утром слетал за бензином и дорогу от избушки вверх по ручью на завтра промял – большое дело. Подъем там с километр, наверно. Хорошо «нордик» идет еще по лесу, но канава за ним – я тебе дам. Пляшешь на нем так что потом кости с мышцами ноют, а когда спишь, руки-ноги сами дергаются и будят тебя. На другой день, то есть сегодня, залил бак, загрузил понягу – и вперед. Поехал, поехал, как советовал Толян, по профилю, доехал до ручья, поехал по ручью, где осенью шел, пока затеси искал, взмок, на лыжах идти совсем тоскливо, валишься, снег тяжелый, густой, влажный, не доехал я до сворота своего, плюнул и попер без затесей к хребту по гари-редколесью. Гляжу – хребет замаячил, рановато к нему выехал, там гарь ветровальная, вперся в завал, но выбрался-объехал и попер уже «край ручья», а там хорошо ехать, лес совсем редкий и тундра рядом, а там и профиль т-ский. Короче, ясно, что самое худшее позади, а уже второй час. Я тут остановился «нордик» постудить, жарко ему. Сухариков погрыз, снял майку с рубахой (вдрызг они мокрые), напялил тонкий свитерок вместо них и дальше, на тундру вылетел, по ней, а дальше на профиль, по нему не шибко разлетишься – тырчки от елочек и березок, топориком рубленые острые, за гусеницу страшно, кочки, ручьи, березки, но еду.