Промысловые были

8 нбр. Сегодня было еще морознее, не знаю сколь, видно, под сорок, как обычно, первые морозы кажутся холоднее. Ходил проверять вверх, соединять с тем путиком. Мял-мял, в четыре часа вернулся (солнце уже клонится) и Т., по-быстрому, можно сказать, бегом. Собольки бегают в трех местах, хламных таких. Настораживать холодновато, да и не успевал, короче, три жердушки прибил, капканы на елку повесил – успею еще. Добыл Петьку, да не вдруг нашел, попасть попал, слышал, плотно пришлась пулька, куда надо попал, надо искать. Алтус кинулся тоже, лает, нашел, короче, по-над Т., метров 300 летел. Алтус улегся калачом рядом, сожрал спину, то есть сердце и легкие – грудь не тронул. Почему он так делает? Может, перевернуть не может?

9 нбр. Мороз, раздери его собаки, продолжается. Правда, пробежали под вечер какие-то тучки-полосы, а сейчас опять чисто. Толян был, ушел 4‐го, написал записку, меня все поздравляют с днем рождения. Пришел на Остров, насторожил пару кулемок, пролубку утеплил, нагрел в тазу собачьем воды, сходил пешком по деревянной от мороза лыжне за пихточкой, да помыл голову и ноги попарил. Капитально. Пятки оказались розовыми. Так вот приведешь себя в порядок хоть чуток и подумаешь, а ведь я еще молодой и для всего хорошего, что в жизни есть годный.

10 нбр. Устроил себе сегодня выходной – имею права после 20 дней работы. Мороз еще крепче, а к вечеру, кажется, что-то сдвинулось, серые полосы, ветер задувал и вроде степлило слегка. Пищит-журчит землеройка, объедает мясо на доске на полу, свистит и меня не боится.

Заготовил жердушек, дров наколол добром и пролубку, как живую, на всякий случай укутал, ветками и сверху снегом забросал. Особо было приятно с утра в мороз, да еще после бани решить никуда не ходить, все равно завтра идти на Ручьи, по дороге и насторожу, может, степлит. Сейчас, правда, в 4—50 уже в тягость сидеть в избушке, впереди целый вечер. Буду читать Бунина. Залатал портки, бродни, еще тут разобрался со всякой всячиной – тоже надо.

Снилась всякая ерунда (может, от жары – в печке березовая чурка разгорелась), будто я маленький сбился с дороги между каких-то деревень-лесов и то ли заснул то ли потерял сознание, и меня нашли с фонариком, очень неприятно, будто с того света вернули.

Об «осторожном дне»: сегодня все делано не спеша, как-то осторожно, чтобы что-то не вспугнуть, может быть, полную тишину, и опять красота освещенных лампой (чистое стекло) мелко наколотых, стоящий вокруг печки дров, и бродень починенный висит – вот где совершенство.

Думал о смысле существования, о тоске и творчестве, о красоте. Пусть будет себе краса, нечего мне от нее проку ждать, служи ей да пиши о ней. Как жить? Иметь что-то или нет? Хочется же своего угла.

Завтра собираюсь на Ручьи к градуснику. Будто, если знать сколько градусов – легче. Есть 40 или нет. Опять смуты в небе не произошло. Ветра нет, звезд полно. Раз так все вышло, что вместо прозы опять охота, значит, судьба это, жизнь, красота, значит, есть связь между тем, о чем пишешь, и как живешь.

11 нбр. Пришел с Острова. Колотун. Сейчас 40, шестой час, окно пока не оттаяло, небо на западе в зелень. А вчера еще записал попытку южного переворота: было, ветер пыхнул, облачка, и вот тебе на, уже почти неделю морозы, едри их в душу, завтра вверх идти. Печка еще не сразу разгорелась. Уже за 40, печку топлю, сейчас набил как следует – окно оттает, 8 часов. Я под впечатлением «Захара Воробьева». До чего чудо-писатель, кажется, он ближе всего к Тургеневу. Ночь темна, безлунная, еще чернее от черного пара, который выдыхаешь, звезды горят и мрачно мигает огнем летящий на юг самолет. Почему всякие самолеты, трубы с огнями только подчеркивают холод? 43 на дворе. Все это надо будет куда-то приспособить, ночь, огонь на вышке, запах дыма и мороза, люди. Удивительно – куда ни прибудь, живут своими домами, идут темным вечером домой в тепло и в окнах неподвижно горит свет. В каждом городе, в каждой деревне сотни людей, стоит зайти в дом, узнаешь тех, кого никогда не знал, жизнь придумает сразу что-то подробнейшее, о чем никогда бы и не подозревал, эта неутомимость жизненной фантазии. Деревня, мимо проехал – и проехал. Заехал и узнал этого мужика, вроде Павлика, того, вроде дяди Васи.

Завтра надену шапку нормальную, ушанку. Снился ночью мне опять самый Север, уже не первый раз, край света, море, берег, и в тумане причудливые острова-скалы. Алтуса запустил сегодня под нары погреться, скоро выгоню.

14 нбр. Пришел с Майгушаши, принес одного соболя с двух дорог. Погода все-таки сломалась. 20 градусов, ветерок, снежок. А когда уходил на Майгушашу, на восходе 46. Я, правда, оделся добром и хорошо дошел. Сегодня добыл молодого глухарька – какой вкусный, просто сил нет! Хоть жареный, хоть вареный.

Печалюсь с соболями, просто беда, 10 штук в середине ноября. Но оружие не складываю. Каждый год разный, нынче я терпеливый. Мало читаю (нечего), иногда думаю над неоконченными стихами и все время над прозою. Времени проходящего как будто не жалею. Завтра собираюсь на Остров. Где там Анатолий Юрич?