Пропавшая

Я не знаю, как все будет, не знаю, чего ожидать, да и вряд ли мои ожидания имеют значение. Того и гляди медсестра получит результаты анализа, выяснит, что я не беременна, и тогда прием будет окончен, едва начавшись: доктор озвучит грустную новость, я изображу на лице печаль, и мы с Беа уйдем. Тем не менее я успею хотя бы взглянуть на Файнголда, а это уже что-то.

— Мы можем уйти, — продолжает Беа. — Можем отказаться от этой затеи.

— И что скажем? — Будет странно, если мы вдруг возьмем и уйдем.

— Соврем про семейные обстоятельства.

Я не хочу уходить, пока не взгляну на него, не поговорю с ним. Мы так близко к цели.

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и отвечаю:

— Мы уйдем уже через несколько минут. Ничего плохого, поверь мне, не случится. Для него я просто очередная беременная женщина. Главное, веди себя естественно, и всё. — Показываю на журналы на столике. — Возьми, сделай вид, что читаешь.

Вдруг раздается два коротких грубоватых стука, и дверь распахивается. А вот моя гинеколог перед тем, как войти, всегда сначала немного приоткрывает дверь и спрашивает, одета ли я. В отличие от доктора Файнголда, который входит сразу же. Он высокий, суровый на вид, а на его лице та неискренняя улыбка, когда улыбаются одни только губы, но не глаза. На нем серые брюки и белый халат, из-под которого выглядывает воротник рубашки. Возраста он примерно такого, как я себе и представляла. Когда Джанетт поведала, что доктор Файнголд чересчур принципиален, я сразу предположила, что он немолод, этакий врач старой закалки, который немало повидал и прочно укоренился в своих убеждениях. Ему около шестидесяти пяти, и он наверняка мечтает поскорее уйти на пенсию, махнуть куда-нибудь в теплые края — и вовсе не хочет, чтобы вишенкой на торте его многолетней карьеры стала судебная тяжба с Тибоу.

Волосы у доктора Файнголда седые, тонкие, да и сам он довольно худой.

— Меня зовут доктор Файнголд, — представляется он и обращается ко мне: — А вы у нас кто?

Мне тут же становится неприятно, что он не знает, как меня зовут, что даже не удосужился заглянуть в бумаги перед тем, как прийти. Он холодный, циничный, в то время как моя гинеколог очень душевная. Не уверена на сто процентов, что она действительно меня помнит, однако поводов сомневаться в этом она ни разу не давала. Всякий раз, когда я прихожу на прием, она сначала немножко разговаривает со мной, спрашивает, как у меня дела, как поживает семья — словно мы давние друзья. Да что говорить — даже я, как ветеринар, сначала даю собакам себя понюхать. Так мы поближе знакомимся друг с другом, и уже только потом я их осматриваю.

— Я — Кейт, а это моя подруга Беа.

Та сидит на стуле, и я прекрасно вижу, что ей не по себе. Впрочем, вряд ли это замечает доктор Файнголд, ведь он и не смотрит в ее сторону. Она держит руки на коленях, сжимая их в замке так крепко, что костяшки белеют. Беа терпеть не может, когда она не владеет ситуацией.

— Говорите, вы беременны? — обращается ко мне доктор Файнголд.

Для него беременность пациенток всего лишь ежедневная рутина, а для женщины, которая узнает, что впервые станет мамой, это чудо. Поэтому я стараюсь не забываться и выглядеть радостной, а не встревоженной.

— Да, — расплываюсь я в улыбке и воодушевленно рассказываю: — Целых три теста сделала.

Любая женщина на моем месте, увидев в сумме шесть полосок, нисколько не засомневалась бы, что беременна.

— И?.. — ждет продолжения доктор Файнголд.

— Положительные, — отвечаю я и с довольной ухмылкой кладу руку на живот.

Доктор Файнголд, взглянув на меня со скептическим прищуром, переспрашивает:

— Все три?

— Все три, сэр, — говорю я, сбавляя энтузиазм и теряя улыбку. — А что? Что-то не так? — Изображаю беспокойство, поскольку мне только что дали причину волноваться.

— Результат анализа, который мы провели, отрицательный.

После этих слов в комнате повисает тишина. Ни «мне очень жаль», ни «увы, у меня для вас не очень хорошая новость» — ничего такого. Доктор Файнголд никак меня не подготовил — и теперь просто стоит и ждет моего ответа.

— Ничего не понимаю, — в замешательстве произношу я после паузы. От искреннего страха, который с самого начала меня не отпускает, голос у меня дрожит, и это приходится очень кстати. — Я сделала тесты, и… — Тут я на полуслове замолкаю в ожидании, что скажет доктор Файнголд.

Он начинает равнодушно объяснять:

— Возможно, у вас была так называемая биохимическая беременность, то есть ранний выкидыш на стадии имплантации, который женщины очень часто принимают за начало критических дней.

«Критических дней»? Как это древне и к тому же уничижительно… В старшей школе — еще до того, как разобраться в себе, — я встречалась с парнем. Так вот, каждый раз, когда я была не в настроении, он донимал меня тем, что, мол, «это просто у тебя критические дни». Как-то раз после ссоры притащил мне пачку тампонов. «Я же пошутил, Кейт! — оправдывался он, когда я с ним тут же порвала. — Ты что, шуток не понимаешь?»