Большинство грекоязычных христианских авторов испытывало определенные сложности в христологической интерпретации событий последней седмины. В еврейском тексте стиха Дан 9, 26 говорится, что וֹל ןיאֵוְ חַישִׁ מָ תרֵכָּיִ – «отторгнут будет Помазанник и нет у него». Очевидно, что этот пассаж сам по себе не представляет проблемы для христологической интерпретации. Однако в использовавшемся христианскими авторами переводе Феодотиона он передан как καὶ μετὰ τὰς ἑβδομάδας τὰς ἑξήκοντα δύο ἐξολεθρευθήσεται χρῖσμα «и после шестидесяти двух седмин потребится помазание». Как видно, здесь говорится не о Мессии, а о судьбе священства. По этой причине грекоязычным комментаторам приходилось давать этому пассажу историческое толкование: так, бл. Феодорит Кирский толкует эту фразу как указание на то, что после воцарения Ирода первосвященники лишатся действовавшей в них благодати. Более правильный вариант перевода был известен сирийским христианским комментаторам, пользовавшимся Пешиттой: например, Ефрем Сирин толкует этот пассаж как указание на отвержение евреями Иисуса Христа.
Толкование пророчеств о прекращении жертвы, разрушении города и святилища и поставлении «мерзости запустения» также вызывало у сторонников христологической интерпретации объективную проблему: ведь очевидно, что Храм продолжал функционировать и в период проповеди, и уже после казни Иисуса Христа. Ефрем Сирин и Феодорит Кирский толковали пророчество о прекращении жертвы как указание на то, что ветхозаветная жертва потеряет смысл после жертвы Иисуса Христа. Указание о запустении города и Храма они относили к иудейской войне, произошедшей вскоре после описанных в Евангелиях событий, таким образом совмещая христологическую интерпретацию с исторической. Относительно «мерзости запустения» толкователи приводили разные мнения. Бл. Феодорит Кирский утверждал, что Пилат тайно внес в Храм «некоторые изображения», что и стало «поставлением мерзости запустения». Аналогичным образом рассуждал Ефрем Сирин, писавший, что «Римляне внесут в храм орла и поставят его там вместе с изображением своего царя»[591]
– впрочем, не совсем ясно, к какому времени св. Ефрем относил эти события. Иоанн Златоуст писал о языческом святилище, построенном на месте Храма императором Адрианом. Евсевий Кесарийский придерживался более радикального антииудейского мнения: «После же страдания Господня, опять в половину седмины, прекратилась жертва и приношение. Ибо все то, что после того делалось в храме, было не жертвоприношением Богу, а служением диаволу, когда все сообща вопили:В Средние века мы можем наблюдать развитие всех точек зрения, высказывавшихся в древней экзегетике. В иудейских комментариях абсолютно преобладающими становятся толкования, связывающее пророчество Даниила с иудейской войной. Иудейская традиция сохранила некоторые черты оригинального замысла автора книги Даниила, в первую очередь благодаря использованию масоретского текста. Традиционные еврейские экзегеты продолжали осознавать внутреннюю связь между пророчествами Иеремии и Даниила – второе понималось как раскрытие первого, что соответствует авторскому замыслу книги Даниила. Все еврейские авторы были согласны с тем, что в книге Даниила говорится о двух Властителях-Помазанниках. Под первым Помазанником иудейские толкователи понимали Кира II (Раши), Неемию (Ибн Эзра). По-видимому, ближе всего к оригинальному замыслу автора книги Даниила подошел караимский комментатор Йефет бен Эли, который считал семь седмин от начала вавилонского плена датой явления «Помазанника Халифа», с которым он отождествлял первосвященника Иешуа сына Иоседека или Зоровавеля[593]
. Под вторым Помазанником еврейские экзегеты понимали последнего иудейского царя Агриппу (Раши, Авраам Ибн Эзра) или иерусалимских первосвященников вообще, служение которых закончилось после разрушения Храма (Йефет бен Эли). Разрушение города традиционно рассматривалось как его разрушение римлянами и все события последней седмины обыкновенно относились еврейскими комментаторами к иудейской войне.