Пророчество Гийома Завоевателя. Часть 1

Анри де Бомон быстро и проворно сбегал за серебряным ведерком, полным ключевой воды, и аккуратно, чтобы не замочить кольчугу и одежды короля, стал поливать ему на голову. Гильом фыркал, тряся волосами и брызгаясь в разные стороны. Он, не поднимая головы, протянул руку за полотенцем, которое Анри быстро подол ему. Король вытер лицо и слегка промокнул свои рыжие волосы, остриженные коротко, потом вышел из палатки и направился к походной часовне.

Архиепископ Ансельм Кентерберийский, унаследовал высшую религиозную должность примаса Англии после смерти старого Ланфранка. Это был интересный и несколько своевольный человек, который практически сразу же после своего рукоположения стал высказывать довольно резкие и независимые от мнения короля Гильома суждения.

Вот и теперешнюю военную операцию Ансельм не жаловал, он неоднократно пытался уговорить короля Гильома пойти на мирные переговоры со своим братом Робером Куртгёзом.

«Правила мира Божьего одинаковы к исполнению для всех, сир! Даже короли обязаны подчиняться ему…» – эти назойливые, словно летние мухи, слова архиепископа сильно раздражали короля, не привыкшего к спорам с его мнениями и решениями.

Мало того, этими миролюбивыми проповедями Ансельм сеял зерна неуверенности и сомнения в сердцах и умах его нормандских сеньоров, живших в Англии, но имевших кучу родни в Нормандии.

Вот и сегодня, Ансельм дождался прибытия короля Гильома и начал свою заунывную проповедь, упирая на миролюбие, добродетель и прочую чушь, сильно раздражавшую короля Англии. Гильом стойко вынес все эти «бредни» архиепископа Кентербери, не проронив ни слова.

«Вот скотина! Опять завел свою «тягомотину»! Это же надо, опять «дует в уши» моих дураков! А они-то, хороши, развесили уши, открыли рты и слушают его, словно детишки сказочника…» – негодовал в душе Гильом Рыжий.

Король дождался окончания службы, причастился Святыми Дарами и произнес:

– Мессиры благородные рыцари и сеньоры! Мы отдали «Богу Богово» – теперь пора отдать «Кесарю Кесарево»! Немедля выступаем! Лагерь свернуть! Мессир Жан де Беллем, примите триста копейщиков и сворачивайте лагерь!

Жан де Беллем, граф Шрусбери, поклонился и покинул короля заниматься свертыванием лагеря.

Гильом поискал глазами великого коннетабля Англии Гуго де Биго, графа Норфолка, и произнес:

– Мессир коннетабль! Принимайте всех рыцарей, наемную конницу и скорым маршем двигайтесь на город Кан. Ваша задача сходу взять город, на худой конец, организуйте осаду! Но, прошу вас, сильно не беспредельничайте! Это, все-таки, Нормандия – наша Родина!

Гуго поклонился и пошел принимать командование рыцарями и наемной фламандской конницей. Гильом смотрел ему вслед, размышляя:

«Нет. Гуго не возьмет Кан. Он, наверняка, поставит лагерь, дав возможность сторонникам моего брата Робера укрепиться и послать за поддержкой…»

Гильом приял на себя командование пехотой, оставив только при себе свою конную охрану, состоящую из ста рыцарей, и отряд английских лучников его личной гвардии, под командой констебля Жиля де Романкура, виконта и шерифа графства Нортумбрии.

Лагерь свернулся быстро и Гильом отдал команду на начало марша. Король ехал в центре своего арьергарда, наслаждаясь прекрасной весенней погодой и красотами Нормандии. Чистое, голубое и бескрайнее небо раскинуло над королем свои крылья, обволакивая его свежестью цветущих садов и пением птиц. Природа, казалось, приветствовала сына Завоевателя, решившего вернуться к своим истокам, не подозревая о грядущей войне. Земле и природе, в сущности, были глубоко безразличны эти люди, снующие и копошащиеся на ее поверхности, топчущие своими боевыми конями ее луга. Природа жила сама по себе, какой-то необъяснимой и непонятной для смертных жизнью. Ежегодно, из века в век, она сменяла сезоны, укрывая леса и поля снегами, заливая их талыми водами, распуская почки на растениях и деревьях лесов и садов.

Король вдыхал эти упоительные ароматы жизни, но мысли его были совсем в другом месте. Гильом размышлял о разительных переменах в своей жизни и настроениях его рыцарей, как-то сразу погрустневших, едва они ступили на берега Нормандии.

«Нет. Они не трусы… – размышлял, сидя в высоком боевом седле, Гильом Рыжий. – Тут, что-то другое. Скорее всего, это архиепископ с его вечными «сюсюканьями» о мире и гневе Божьем их сбил с толку! Или, правда, что они просто переживают, их тревожит возможность скрестить мечи со своими братьями, отцами, дядьями и другими родичами? Да. Дело будет интересным! Я, наверное, впервые в жизни, увижу «вялую» битву, когда обе стороны будут с неохотой и словно во сне изображать атаку и оборону…»

Король сделал несколько привалов, во время которых шутил и балагурил со своими воинами, не забывал общаться с командирами наемников, расспрашивая об их житье-бытье на родине. Король, казалось, вовсе и не думал о предстоящей схватке с родным братом. Рыцари удивлялись каменному спокойствию своего короля, не задумываясь о том, что и он может переживать, мучиться и страдать от таких же мыслей.