Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

На мгновение Хайнэ почудилось, будто он видит перед собой живое воплощение Аларес — богини с золотыми, как солнце, волосами, суровым лицом и испепеляющем взглядом.

В дверь постучали.

— Войдите, — растерянно откликнулся Хайнэ, всё ещё не в силах отделаться от ощущения, которое сдавило ему грудь.

На пороге показалась мать и так же, как и он, растерянно посмотрела на Хатори.

Тот смеялся.

— Госпожа, — он низко поклонился, так что концы огненно-золотистых волос коснулись пола. — Изволите принять в дом новую служанку?

— О, Великая Богиня, — пробормотала Ниси, не поддаваясь его весёлому тону. — Как ты похож сейчас на свою мать.

Хайнэ вздрогнул.

Впервые на его памяти мать заговорила о родителях Хатори.

— Я видела её всего лишь один раз в жизни, но… — продолжила Ниси и осеклась. — Но я запомнила её лицо на всю жизнь. Хайнэ, я пришла сказать, что твоя ванна готова.

С этими словами она вышла из комнаты.

Хайнэ продолжал растерянно смотреть на брата.

Тот улыбнулся ему, делая вид, что ничего не произошло.

— Я ведь всегда говорил, что не хочу ничего знать, — ответил он на немой вопрос Хайнэ и наклонился к нему. — Вы — моя единственная семья. Пойдём купаться?

Подхватив брата на руки, Хатори спустился вниз и понёс его к купальне.

— Подожди, — попросил его Хайнэ, и брат остановился посреди сада.

— Что такое?

— Так… сейчас.

Положив голову на плечо Хатори, Хайнэ искоса смотрел на его незнакомое, непривычно красивое лицо, на глаза, обрамлённые густо накрашенными ресницами, и стеклянная поверхность дверей купальни отражала странную картину — женщину, разодетую в нарядные шелка и держащую на руках калеку.

Глава 14

Церемонии, связанные с бракосочетанием принцессы и Онхонто, начинались в первый день Второго Месяца Ветра  и заканчивались в последний.

В этот день Онхонто должен был впервые остаться в опочивальне своей молодой жены, и в этот день Хайнэ вернулся во дворец.

В комнате Онхонто было множество слуг, готовивших его к вечернему событию, но он отослал их всех, стоило Хайнэ появиться.

— Как вы себя чувствовать, Хайнэ? — ласково осведомился он, идя к нему навстречу. — Вы уже улыбаться?

Хайнэ не понял, причём здесь улыбка, однако на всякий случай улыбнулся и принялся вдохновенно рассказывать о том, как приступ болезни, тяжелейший за последние десять лет, приковал его к постели, и как он трое суток лежал почти без движения.

О том, что он говорит что-то не то, ему подсказало выражение лица Онхонто, сразу же ставшее серьёзным и каким-то печальным.

— Что же вы меня обманывать, Хайнэ? — спросил он без укоризны, скорее, грустно. — Я ведь всё знаю о том, что произошло.

Хайнэ вздрогнул и отступил назад, к дверям.

Лицо его испуганно искривилось.

«Теперь он всё знает о том, как я умею врать, — пронеслось у него в голове. — Как легко я это делаю… Он всегда будет презирать меня».

Онхонто подошёл к нему ещё ближе, взял его руку в свою, задрал рукав и чуть коснулся своими прохладными пальцами длинных багровых рубцов, покрывавших  запястье.

— Как же так можно, Хайнэ? — по-прежнему грустно спросил он, гладя искалеченное запястье, как гладил бы, наверное, засыхающий росток одного из своих растений. — Вы испортить свою нежную, прекрасную кожу. Эти следы оставаться с вами на всю жизнь.

В этот момент Хайнэ не выдержал. Нежная, прекрасная кожа?

— Что это уродство добавит к уже существующему?! — взорвался он. — Вы не видели моего тела, не знаете, какое оно! Вам никогда не понять моих чувств, вы — самое прекрасное и совершенное на земле существо, в вашем облике нет ни одной черты, которую можно было бы назвать уродливой, что вы можете знать!..

Он осёкся, остановленный серьёзным взглядом лучистых изумрудных глаз.

— Вы завидовать мне? — спросил Онхонто.

— Нет!.. — поспешно возразил Хайнэ, оторопев. — Нет, я… не завидую, но… Но я хотел бы иметь ваш прекрасный облик, а не свой собственный, который я ненавижу, — добавил он, испытывая усталость и опустошение.

Несколько минут он стоял, прислонившись к стене и низко опустив голову, а потом почувствовал, как чужие руки принимаются развязывать его пояс.

— Что вы делаете? — пролепетал Хайнэ, охваченный ужасом. — Нет, пожалуйста, остановитесь, прошу вас!..

Но Онхонто продолжал молча раздевать его.

Хайнэ знал, что может оттолкнуть его, что может вырваться, но почему-то тело отказывалось это делать. Он застыл, словно парализованный, и только ужас проникал в него волнами, всё глубже и глубже с каждой новой расстёгнутой застёжкой и развязанной завязкой.

Верхняя накидка полетела на пол.

Хайнэ задрал голову, дрожа, как от лихорадки.

— О, вы не можете этого делать, не можете смотреть на уродство, это не для ваших прекрасных глаз, — вырывались у него отрывистые фразы, смысл которых он не вполне понимал сейчас и сам. — Уродство не должно существовать, я не должен существовать, поэтому лучше убейте меня…

Прохладный воздух коснулся его кожи, и Хайнэ вдруг понял, что почти полностью обнажён, не считая лёгких нижних штанов.