Прощай, творение

Габи замолкает вместе с актером, выдуманным ею, и на нее обрушивается шквал аплодисментов. Люди хлопают, они улыбаются, им нравится, и Габи чувствует себя абсолютно счастливой, обо всем на пару минут забыв. Она предельно обнажена перед этими незнакомыми людьми, они видят в ней самое личное, самое трепещущее, самое живое - ее фантазии. Для Габи нет ничего дороже моментов этой обнаженности, прямого контакта с их разумами, самого сладкого обмана.

Когда зрители требуют актеров на повторный поклон, она вызывает их в своем воображении, придумывая им улыбки, счастливые, как у нее самой.

Наконец, зрители начинают расходиться. Они с Альбрехтом сидят еще долго, около часа. Альбрехт молчит, и она молчит.

- Ты хотя бы боишься? - спрашивает он, когда от тишины готова разболеться голова.

- Немного.

- Бойся, дорогая. Помнишь золотое правило?

- Бей или беги. Ты же никогда ему не следуешь.

Альбрехт смеется, мурлычет:

- У меня другое. Улыбнись или солги.

В конце концов, Габи спрыгивает со сцены, берет перевозку. Прошло уже немало времени, все должны были разойтись. Альбрехт ведет ее под руку и, видимо, отчаявшись в чем-то убедить, снова молчит.

- Ты никогда не думал, что мы в каждый отдельный момент времени - более тупая версия нас в будущем? - говорит Габи. - Опыт постоянно накапливается, таким образом, мы никогда не сможем стать сложившимся проектом.

- Как пессимистично, - пожимает плечами Альбрехт.

- Но есть и хорошая новость: ты никогда не будешь тупее, чем в настоящий момент.

У черного входа их встречает Раду, на нем фиолетовая шуба, явно новая, но столь же безвкусная, как и предыдущая. Раду притягивает Габи к себе, утыкается носом ей в макушку и вручает маленький похоронный венок из белых лилий. Незаделанный в середине, он похож на головной убор, и Габи выпускает косы из-под ворота толстовки, надевает венок на голову.

- Он похоронный, Раду, - говорит она.

- Зато красивый, - пожимает плечами Раду. - В цветах это главное.

- У меня для тебя тоже кое-что есть, - Габи отдает Раду перевозку, и тот смеется зубасто и заразительно. Альбрехт чуть вскидывает бровь, но когда Раду поворачивается к нему, тут же улыбается самой очаровательной и приветливой улыбкой.

- О, Раду, как я рад тебя видеть! Ты даже не представляешь!

- Не представляю, - честно говорит Раду. - Но спасибо, малыш, это приятно. Как я выгляжу?

- Очень миленько, - говорит Альбрехт невообразимо нейтральным тоном. - Где взял?

- В магазине, - пожимает плечами Раду. - Попросил Кристанию взять шубу, пока я трахаю продавщицу.

- Надеюсь, она хотя бы была симпатичная, - говорит Габи.

- Мне понравилась. Или ты о шубе?

На лице у Альбрехта, как только Раду отворачивается, сразу же появляется выражение, означающее необыкновенно сложную словесную конструкцию: надеюсь, твой социально неадаптированный Учитель покинет Будапешт как можно скорее.

Габи смотрит на Альбрехта осуждающе, а потом говорит быстро:

- А где Кристания?

- Ждет в машине.

- А откуда у вас машина? - спрашивает Альбрехт.

- Малыш Альбрехт, ты задаешь мне вопросы, на которые я вынужден буду ответить так, что тебе это не понравится. Зачем?

- Разумеется, из чистого любопытства, Раду, безо всякой мысли позади.

- То есть, я не должен считать тебя провокатором?

- Нет! - Альбрехт примирительно поднимает руки.

Еще некоторое время они идут вместе, и Габи чувствует нарастающую неловкость. Она почти рада, когда Альбрехт сворачивает на Арпад хид. И в то же время очень грустит, вдруг Альбрехт прав, она не вернется, а расстались они неприятно и нехорошо.

На прощание Альбрехт целует ее в щеку, и Габи говорит ему:

- Я тебе позвоню!

- А то, как же, - говорит Альбрехт неопределенно.

Габи смотрит ему вслед, пока он не заходит в метро. Отчего-то ей становится очень тоскливо, и Раду, почувствовав это, обнимает ее.

- Мне ужасно нравится то, что ты делаешь, - говорит Раду.

Габи знает, что говорит он совершенно искреннее. По крайней мере, Габи помнит, как он радовался у нее в голове, находясь в Лхасе. Орал, что спектакль - восторг, когда посмотрел его в ее мыслях.

- Не дает революция искупления без всеобщего совокупления!

- Это-то ты запомнил.

Он поправляет венок на ее голове, заботливым, естественным движением, и тогда Габи, наконец, спрашивает:

- Чего хочет Шаул?

- Этого, моя радость, никто знать не может.

У станции Лехель тер их ждет джип Мерседес с выбитым стеклом со стороны водителя.

- Выглядит довольно подозрительно, - говорит Габи. - Как твоя молдавская морда.

- Да, поэтому, давай-ка быстро убираться из Венгрии, пока меня не схватили, как нелегального иммигранта.

В машине на заднем сиденье их ждет Кристания. Она что-то яростно подчеркивает в учебнике по физиологии, грызет карандаш. Когда Габи занимает место рядом с водителем и оборачивается к ней, Кристания поднимает свои прозрачные, чуточку безумные глаза.

- Сестрица, Учитель, кажется, я все придумала. Смерть, это просто резкий скачок энтропии, и он теоретически обратим, как и любой беспорядок, который...

Кристания не договаривает, принимается яростно что-то писать прямо в учебнике.