Прощай, творение

- Гуннар предупреждал, лес будет пытаться тебя запутать. Просто иди дальше, вперед.

- Франц, милый, - говорит Аннабель. - Почему ты не поговоришь со мной, Франц? Мертвая я недостаточно хороша для твоей компании?

- Ты умерла уже давно, - говорит Франц. - Тебя здесь быть не может, душа твоя уже далеко отсюда.

- Но я здесь, милый брат. Ты слышишь меня.

Франц думает, что, наверное, случайные путешественники могли сходить с ума от этого. Франц представляет, как это, не быть предупрежденным и услышать вдруг голос давно умершей сестры.

- А как это, быть предупрежденным об этом и услышать голос давно умершей сестры? - смеется Аннабель. Машинально Франц пытается осмотреться и заметить хотя бы ее тень, но лес пуст.

- Ты меня не увидишь, братик. Я же умерла, меня больше нет. Я теперь в месте, где мне очень одиноко и не с кем играть, и не с кем целоваться. Ты ведь тоже не станешь со мной играть и целоваться?

- Не стану, - говорит Франц. - Ты не настоящая.

- Только поэтому? Я такая же настоящая, как твои воспоминания обо мне. Я та Аннабель, что у тебя осталась.

Франц видит на ветке птицу, неотличимую на первый взгляд от снегиря. Она высовывает змеиный язык, оставаясь в остальном неподвижной как рептилия.

- Подари мне пташку, Франц, - командует Аннабель, как она делала в детстве. Францу даже кажется, будто он слышит, как сестра топает ножкой. - Нет, не подаришь. Ты же вскоре встретишь других сестриц и братьев. У меня тебя больше нет.

И хотя Франц знает, что все это просто его мысли, просто воспоминания об Аннабель, о том, как она говорила и кем была, на секунду ему становится стыдно.

- Останься со мной, - говорит она, ее голос звенит, будто от слез.

- Милая, - отвечает Франц. - Я не могу остаться с тобой, иначе меня съедят животные. Мне нельзя долго здесь задерживаться.

- Но ты же хочешь.

Франц прислушивается к себе и понимает, что отчасти - очень хочет. В конце концов, все мы хотим еще хоть раз говорить с нашими мертвыми.

- Мы скучаем по тебе, Франц. Я скучаю, мама и папа, бабушка тоже, хотя она не очень. Ты ведь стал колдуном, бабушка недовольна. Ты нас всех обманул!

- Обманул?

- Ты не пришел к нам, хотя должен был. Ты - обманщик! Рано или поздно всякий должен вернуться туда, откуда пришел.

- Ты просто проекция моего чувства вины.

- Знаешь, как горевали родители? Они думали, ты погиб, когда тебя у нас забрали. Только умерев, они поняли, что ты бросил их. Но они все равно любят тебя. Я все равно тебя люблю.

Франц зажимает уши руками, мотает головой. Он не хочет этого слушать. Вполне осознавая, что это всего лишь магия, Франц чувствует, что магия эта вытаскивает самые его затаенные мысли, чувство вины, которое до сих пор дремлет где-то внутри.

В детстве Франц чувствовал себя виноватым за то, что проживет дольше Аннабель. Как будто у него была драгоценность, которой он не стал делиться.

Но Франц никогда не думал, что став колдуном, чувствует вину за свое бессмертие.

- Не отвлекайся, Франц, - шепчет он сам себе. - Не отвлекайся, не думай об этом. Иди вперед и смотри под ноги.

А потом он слышит, как сестра поет песенку, одновременно до пошлости подходящую и предсказуемую, но в то же время жуткую. Аннабель любила эту песенку, оттого, может быть, что она говорила о смерти массовой, а не единичной, страшной и одинокой.

Аннабель поет:

- Даже мой прекрасный город сгинул, как Августин. Ах, мой милый Августин, Августин, Августин! Ах, мой милый Августин, все прошло, все.

- Заткнись! - кричит Франц, и голос его эхом отдается в лесу.

Голос Аннабель сменяется голосом Гуннара. Он говорит:

- Некоторые из них идут на голос, Франц.

А потом Франц слышит шорох чьих-то длинных лапок. Обернувшись, он видит на деревьях над ним четырех огромных пауков с человеческими, слепыми глазами. Они замерли и ждут. Франца пробирает дрожь, он оступается, и, услышав хруст палки под его ногой, пауки бросаются вниз с деревьев. Франц тогда вспоминает все, абсолютно все о страхе смерти. Если пауки, скажем, обездвижат его и съедят или вонзят свои огромные зубы туда, где раньше было его сердце, вряд ли даже он это переживет. Франц пускается бегом и бежит, как не бежал, кажется, никогда. Только вперед, перескакивая через корни деревьев, только вперед и только бы не остановиться. Голос Аннабель звенит смехом, нежным и ласковым.

Франц несется что есть сил среди бесконечных, лишенных листьев деревьев с ветвистыми корнями, так и норовящими сплестись под ногами. В конце концов, Франц едва не врезается в огромный дуб. Он оборачивается и видит, что пауки его больше не преследуют. Дуб один единственный покрыт еще золотом листьев. На ветвях, как перезрелые, сгнившие плоды, висят человеческие черепа, уставившиеся на Франца пропастями глазниц. Франц смотрит на дерево с полминуты, будто не совсем сопоставив черепа и прекрасные, украшенные листьями ветви.

А потом бросается бежать дальше, только вперед. Выбежав на поляну, Франц падает, проезжается носом по траве, едва не разбив очки.

- Надо же, а, казалось бы, я предупреждал тебя не обращать внимания.

Гуннар стоит над ним, лицо у него ничего не выражает.