Адам заканчивает, вздыхает особенно сильно, и Габи слышит, как воздух шумит в его больных легких. Габи вдруг проникается невероятным сочувствием к этому существу, в чьем создании она даже не участвовала и чьи слова, строго говоря, обращены не к ней. Дело совершенно не в том, что он говорит, а в том, как он говорит, в том, сколько благодарности в его голосе и глазах. Они ведь даже не понимают, что Адам обрел. Они никогда не умирали и давным-давно, вплоть до этой недели, не боялись смерти. А вот Адам все потерял и столько же обрел, и в этом он был прекрасен, и Габи не чувствовала в себе права отбирать у него жизнь. А кроме того, больше не чувствовала в себе права и отбирать жизни у тех, кого Раду вылечил в больнице. И ни у кого вообще. Габи создана, чтобы развлекать и обманывать их, а вовсе не для того, чтобы забирать их жизни.
- Да не за что, - улыбается Раду, перехватывает серп поудобнее и делает шаг к Адаму. Габи смотрит на Кристанию, та, сжав зубы, стоит на месте. Она изо всех сил удерживает себя и справляется. У Кристании никогда не хватало сил на то, чтобы быть слабой. Кристания лучше Габи и смелее, и уж точно во много сотен раз решительнее. Тогда Габи вскрикивает:
- Раду!
И когда Раду оборачивается к ней, Габи ловит его взгляд, ловит его разум. И, то ли оттого, что слишком сильно волнуется, то ли из-за того, как близки они с Раду, Габи и сама оказывается в собственной иллюзии. И вот вместо осенней ночи уже летний день. И они стоят в прекрасном саду, обнесенном высокой стеной. Габи качается на подвесных качелях, вокруг цветут прекрасные цветы, и вьется насыщенная зелень. Тень яблоневых деревьев падает ей на лицо, утешая глаза, которые болят от солнечного света, когда она взмывает на качелях вверх, к небу. Восхитительный, заросший сад, окруженный высокой стеной. Каменные вазы, потемневшие от времени и прошедших дождей, из которых выглядывают мордочки роз, увитые плющом веревки качелей, пустые медные клетки для птиц, свисающие с деревьев, как плоды. Габи прекрасно помнит каждую деталь.
Это была первая иллюзия, которую Габи когда-то показывала Раду.
- Запертый сад - сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник, - говорит Габи. - Песнь Песней.
- Hortus conclusus, - говорит Раду. - Рукотворная модель рая и сад наслаждений. Аллегория плотской любви в эпоху Декамерона.
- И аллегория пути к обретению себя, открытия тайн собственной души в более поздних романах, - говорит Габи. - Как хорошо, что ты меня понимаешь.
- Не скажу, что во всем тебя понимаю, - отвечает Раду. - Моя радость, ты хочешь умереть?
Они оба почти обнажены, только Габи на плечи накинут белый, кружевной, почти прозрачный платок, похожий не то на фату, не то на саван. Габи раскачивается на качелях, говорит:
- Не хочу, никто не хочет.
- Тогда почему ты меня задерживаешь, моя радость. У нас мало времени, чтобы не умереть.
- Мой милый, Хайдеггер из смерти выводит время. Смерть, это проект, делающий невозможным любой другой проект. Ты сейчас перед экзистенциальным выбором, в пограничной ситуации, а преодолеть пограничную ситуацию можно лишь трансцендируя. Экстатическая темпоральность есть подлинная, в отличие от линейной. Время сжимается и растягивается, а вечность присутствует в момент принятия экзистенциального выбора. Так что не обращай внимания на время, его нет, ты вышел за его пределы.
- О, боги, Габи! - Раду возводит глаза к синему, летнему небу. - Моя радость, я ничего не понял. Тебе жалко людской мир?
Габи тормозит на качелях, чувствуя под босыми ногами прохладную траву. Она так хорошо представила все, что сама верит в эти ощущения.
- Не думай, - говорит Габи. - Никто не в силах помочь Аврааму, традиционное мышление бессильно в пограничной ситуации.
Габи встает, проходится по саду, чувствуя между пальцами ног росу. Она скидывает платок, он скользит вниз по ее спине.
- Ты ведь понимаешь, моя радость, мы за шаг от спасения.
- Ты считаешь все это надежным. А что, если Шаул не выполнит своего обещания, любимый? Что если мы, пожертвовав всем, окажемся ни с чем? По сути, у нас есть два варианта: легкий в исполнении и ненадежный в результате и тяжелый в исполнении, но надежный в результате. Давай заберем у Шаула наше бессмертие силой.
- Как?
Габи пожимает плечами.
- Я не знаю. Убьем его. Я просто думаю, что это лучше, чем играть по его правилам и убивать невинных людей.
Габи разворачивается к глухой стене, смотрит за ее пределы. Там небо краснеет и видно песок. Снаружи лежит пустыня, безвидная и страшная.
- Ты хочешь, чтобы мы умерли, - говорит Раду. - Ты на самом деле, как и я, понимаешь, что другого выхода нет. Почему тогда?
В его голосе нет злости, он говорит скорее с любопытством. Габи пожимает плечами, а потом вдруг начинает рыдать. Она стоит к Раду спиной и хорошо, что он не видит ее слез.