Прощанье с Родиной (сборник)

Новое время — новые песни. Гдов вспомнил Евгения Александровича Евтушенко, чучело которого во дворе Союза писателей сожгли мракобесы. Скорей всего за то, что после неудавшегося августовского коммунистического путча 1991 года он бегал вокруг памятника Льву Толстому, как Буратино, за секретарем Союза писателей Коловым, требуя, чтобы этот коммунистический ретроград немедленно выдал демократической общественности ключи от кабинета оргсекретаря СП СССР, всемогущего Верченки, про которого тихие писательские шепотки в свою очередь упорно утверждали, что он носит чин генерала КГБ.

Молодость, молодость! Гдов вспомнил, что Верченко, который неоднократно вызывал его в этот самый кабинет для промывания мозгов, в новые времена стал малоподвижным благостным дедушкой-пенсионером и, случайно встретив Гдова опять же на каких-то похоронах, тихо сказал ему: «Спасибо, дорогой, что не обосрал меня, старика, в ваших демократических газетах, я ведь знаю, у тебя теперь возможностей много, куда больше, чем у меня было».

«Не стоит благодарности», — только и нашелся ответить Гдов, смутившийся не менее Гены С.

Ну что еще? С годами он понял, что гэбэшник Верченко куда сильнее любой «прогрессивной общественности» презирал официальных советских писателей, прекрасно зная, какое они на самом-то деле есть говнецо. Ведь качественная информированность — это основа успехов любого гэбэшника, взять того же Путина, к примеру. Ведь именно к Верченке, а не к кому иному попадали все эти их писательские доносы друг на друга. Кто что сказал антипартийного, а также клятвы, мольбы о квартирах, дачах, деньгах, машинах, поездках. Путин тут опять не случайно упомянут. Ведь у всех гэбэшников, которые бывшими не бывают, несомненно есть что-то общее. И в этом смысле острота ума и юмор у генерала Верченко, рыхлого толстяка, похожего на американского гангстера, были точь-в-точь того же класса, такими же искрометными, как у нынешнего полковника Путина, жилистого мастера спорта по самбо и дзюдо, автора звучных фраз и афоризмов, проведшего свои лучшие годы среди преданных немцев Германской Демократической Республики. Гэбэшники, надо сказать, своих тоже не жалеют ради дела, субординации или красного словца. Вот, например, Верченко грубо сказанул старому писателю, идейно безупречному фронтовику и, естественно, коммунисту Лазарю Карелину: «Ты нам тут, Карелин, Лазаря не пой, ступай отсюдова! Нам работать надо, а не ля-ля-ля с тобой разводить!» Сказанул в своем кабинете, в присутствии Гдова, ибо Карелин вдруг не по чину влез в воспитательный процесс промывания Верченкой диссидентствующих литераторских мозгов Гдова, обратившись к последнему с нарочитым укором. Давно, давно, дескать, предупреждал он, Карелин, «молодого писателя», что тот катится по идеологической наклонной плоскости, намазанной мылом, и добром это не кончится… Совместная же эта работа Верченки и Гдова заключалась в том, что оргсекретарь по долгу советской службы часами вымогал у Гдова покаянку, а Гдов по статусу русского вольнодумца эту покаянку подписать отказывался и в конечном итоге не подписал. Славные были времена, пропади они пропадом!

Ну и много чего там еще было в этом СССР и ЦДЛ, а только кому это теперь интересно? Кому интересно, например, что Владимир Максимов, будущий злобный враг советской власти, исполнительный директор международной антикоммунистической организации «Интернационал сопротивления», главный редактор крутого эмигрантского журнала «Континент», изначально был советским писателем и служил в ортодоксальном (тогда) литературном журнале «Октябрь» под руководством сталиниста Всеволода Кочетова? И что незадолго до эмиграции он, как с восхищением рассказывали потом очевидцы, напился водки все в том же Дубовом зале, по выходе из которого кричал: «Коммунистов на фонарь!» А правоверный Губарев Виталий, автор книжки о легендарном пионере-предателе Павлике Морозове, тоже был пьян и страшно возопил, нарочито перепутав имена и фамилии: «Товарищи! Все слышали, что ВАСИЛИЙ АКСЕНОВ призывал вешать большевиков!» Молодой Аксенов взял тогда старого Губарева за лацканы его шевиотового пиджака, пошитого в ателье Литфонда на улице Усиевича, приложил к стенке и свирепо пообещал: «Убью падлу, если еще раз возникнешь». Губарев Аксенова зоологически ненавидел и за «Звездный билет», и вообще, но эта простая фраза Василия Павловича прозвучала столь убедительно, что Виталий Георгиевич (Губарев) с той поры, как утверждал Аксенов, обходил его за километр. А Владимир Емельянович (Максимов), говорят, жил на первом этаже и однажды, во время запоя, когда жена закрыла его на ключ и ушла на работу, ухитрился, как рассказывали, продать через окно новенький холодильник. Сплетня эта всегда вызывала у Гдова восхищение.