Прощанье с Родиной (сборник)

Она снова прижала кружевной платок к влажному глазу, на этот раз — правому. А я прижал ее к себе. От нее исходил еле ощутимый аромат. Мы с ней оба погрузились в сладкие дремы. Розалия Осиповна Аромат, акула издательского бизнеса, затеявшая в Москве новый глянцевый журнал без политики, с умеренным количеством рекламы и эротики на грани порнографии! Розалия Осиповна, ты такая славная. Я тебя люблю. Я тебя, Роза Кукушкина (или Христанюк), всю жизнь любил, мля буду (32)!

Она как будто угадала мои невольные мысли.

— Я тебя тоже всегда любила, — закрыв глаза, с трудом выговорила она.

Но потом тихо добавила:

— Однако на работу в свой журнал я тебя все-таки не возьму. Не сердись, дорогой, но боюсь — с тобой будет слишком много проблем.

И она снова сделала красивый, но неприличный жест. Я опешил. Над Москвой сгустилась ночь, лишь ярко горели кремлевские звезды. Кругом торжествовал дикий капитализм (33), но мне уже было все равно.

— Мы еще увидим небо в алмазах, — сказал я.

P.S. Комментарии, составленные литератором Гдовым, для того, чтобы облегчить жизнь всем читателям этого литературного «рассказа»

(1) финальная фраза из пьесы Чехова «Дядя Ваня»

(2) А.П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Т. 17, стр. 51. Записная книжка II. Москва, 1980, издательство «Наука». Все остальные чеховские слова и фразы цитируются по тому же изданию.

(3) дорогостоящий, оттенок просторечия

(4) выпил, просторечие, грубовато

(5) простые русская и украинская фамилии

(6) конец, финал. Крайне грубо. Неприличное слово нарочито абсурдно венчает перечень болезней персонажа рассказа

(7) искаженная цитата из стихотворения Лермонтова «Из Гете». Буквально:

«Не пылит дорога,//не дрожат листы…//Подожди немного,//отдохнешь и ты…»

(8) немецкий выговор имени Гейне

(9) мой неологизм, то есть «кошкообразная»

(10) советское клише. Более резкое, чем просто «буржуа»

(11) по аналогии со знаменитым американским фильмом, где играл Шварценеггер

(12) умеренно нецензурное междометие

(13) отрава для уничтожения грызунов

(14) одуревших

(15) после 1985 г.

(16) шлягер диссидентов-«отказников» тех лет. Обращение к фараону, продолжение — «Отпусти народ еврейский на родину свою»

(17) презрительное наименование СССР

(18) вместо «снова». Нарочито неправильно, вульгарно

(19) естественно, что псевдошпиона

(20) дали прозвище, которое держалось долго

(21) зарплата. Просторечие

(22) есть русская идиома «обабился», то есть потерял мужскую лихость, стал похож на женщину

(23) ерническая фраза, штамп советской пропаганды

(24) советский штамп-эвфемизм 60-х годов, сводивший массовый советский террор к отдельным случаям репрессий

(25) советский штамп. Первое поколение революционеров, почти что соратников Ленина

(26) не знаю, как это объяснить. Это слово вошло в современный русский язык — самасебясделавшая баба

(27) сибирская народная поговорка. «Не уйти: мы не сможем скрыться, когда тебя арестуют за антисоветскую болтовню»

(28) Это по аналогии со знаменитой американской патриотической песней «I was born in USA»

(29) подруги, жившие с ней в одной комнате общежития

(30) неточная цитата из знаменитой песни Булата Окуджавы

(31) съела, сожрала, грубовато-просторечно

(32) грубая, полупристойная клятва. Буквально «Я буду считаться шлюхой, если это не так»

(33) вообще стиль этого (этой) short story — реализм, иногда даже натурализм, переходящий в абсурд и возвращающийся обратно. Речь персонажей — живая с вкраплениями штампов. Рассказ = «рассказ». О людях. Как доктор Чехов прописал! «Постмодернизмом» тут и не пахнет.

Таинственная крыса, или Поцелуй на морозе

История стала торопливой — гораздо более торопливой, чем наша мысль.

Лев Троцкий

Русь, ты вся поцелуй на морозе.

Синеют ночные дорози.

Синею молнией слиты уста,

Синеют вместе тот и та.

Велимир Хлебников

— Кто спорит, разумеется, история сейчас немножечко качнулась в сторону авторитаризма Елены Еленовны, ну, а нам-то что? Сидим, выпиваем, как люди: семга малосольная, бочковые огурчики, постная буженинка, салат оливье — раз, винегрет с грибами — два, холодец дорогостоящий, но вкусный — три, французские сыры, греческие оливки, квашеная капуста, боржоми, много еще чего у нас есть, даже перечислять лень, — высказался персонаж Хабаров, хорошо известный всем читателям моих сочинений безработный предприниматель, балансирующий на волнах рыночной экономики вверх-вниз, как акробат. То у него густо, то пусто. То он богат, и его везет по Москве какой-нибудь нанятый халдей в форменной фуражке, то, желая свести счеты с паскудной жизнью, прыгает, бедолага, с Ласточкина гнезда в бурные воды той части Черного моря, которая нынче снова принадлежит России. А после прыжка вдруг мало того, что выплывает жив-здоров, так еще и находит 7000 долларов, некогда забытых им же в мокрой подкладке собственного пиджака.