Читаем Прощанье с Родиной (сборник) полностью

— Правильно ставишь вопрос! Даже в магазине для нищих теперь водки десять сортов, а в магазине «Престиж» водки разновидностей все сто. И закуска у нас не типа «я вас умоляю», как у Венедикта Васильевича Ерофеева в «Москве — Петушках». Жаль, конечно, что черную икру окончательно запретили, ну, да и хрен с ней, мы люди простые, нам и красная сойдет, если свежая, — вторил другу другой мой персонаж, писатель Гдов, который неоднократно в течение всей своей долгой, поучительной жизни предпринимал попытки выйти из народа, но это у него никогда не получалось.

Сидели они в приятном одиночестве на кухне той коммунальной квартиры, где Хабаров жил с женою, но она, имеюшая прозвище Пятачок, уехала по случаю праздника в город Кингиссеп Ленинградской области «навестить сестренку», а где были остальные соседи Хабарова с их синими мордами, ни безработный, ни Гдов, ни автор не знают и знать не хотят. Может, они уже померли, а всех покойников не переброешь, как выражался парикмахер Соломон, знакомый Гдова, Хабарова и автора этих строк. Замечу, кстати, что в коммуналке Хабаров жил скорее не от бедности, а по расчету — чем-то такая жизнь его вполне устраивала. Он вообще не был столь прост, каковым иной раз нарочито казался.

— Соседи-то где? — все же заинтересовался Гдов совершенно некстати.

Хабаров хотел ответить ему в рифму, но застеснялся и сказал правду, что соседи, скорей всего, уехали в заграницу.

— Навсегда? — сострил Гдов, но его сотрапезник остроту не поддержал и объяснил, что те, кто с ним рядом живет, честные граждане обновленной невиданными переменами бывшей советской сторонушки, отправились, скорей всего, в шоп-тур, чего из Заграницы привезут, тем и будут торговать на Люблинском рынке вместе с китайцами и таджиками. Возникла скользкая пауза.

Как будто для того, чтобы разрядить ее, по телевизору сказали, что в Туве мент по ошибке застрелил школьника, но имел на это полное право в пределах определенных пунктов должностной инструкции. А другой силовик сбил по пьяни на «зебре» пожилую женщину, скрылся с места убийства и получил в результате этого приключения целых два года условно. Прокуроры добились, чтоб, если даже они выпивши, их машины никто не смел останавливать. Депутаты снова подняли себе зарплату. Пенсия госслужащих составляет 75 % их получки. Гдов длинно выругался.

— Да, — согласился Хабаров. — Власть оборзела окончательно, и я боюсь за нее.

— Это, говорят, была такая история, которую рассказывал друзьям великий русский писатель Андрей Платонов, — сказал Гдов. — Незадолго до Второй мировой войны две курортные дамочки в Сухумском обезьяннике стали жалеть животных. «Бедные обезьянки!» — причитали они. А случившийся рядом анекдотический грузин в кепке сказал им с известным акцентом: «Себэ жалей, дура!»

— Сухуми — в Абхазии, — заявил Хабаров. — А власть эту я трахал еще тридцать лет назад, вернее — она меня. В буквальном смысле этого жесткого глагола на букву «е», который я, как ты видишь, все же смягчил для политкорректности.

— До войны Сухуми был в Грузии, — возразил Гдов, не обращая внимания на это нелепое, ерническое окончание фразы собеседника. И тут же почувствовал неловкость от того, что и его слова прозвучали двусмысленно — ведь после Второй мировой войны войн было до и бо, пойди догадайся после, какой из них грузин стал абхазом. Догадайся, когда все окончательно с катушек полетело. — Ладно. А что касается собственно понятия СВЯТКИ, то это вовсе не какая-нибудь абстракция, а конкретно реальная вещь, — подытожил он. — Временной промежуток в двенадцать дней — от первой вечерней звезды Рождества до Крещенского купания в проруби. Через Новый год, естественно — Старый Новый год. И не спрашивай, пожалуйста, почему у большевиков их переворот, который на самом деле был 25 октября, празднуется 7 ноября, то есть тринадцатью днями позже, а новый год тринадцатью днями раньше. Я тебе это уже сто раз объяснял, но тебе такое понять не под силу.

— Это никому не под силу, — туманно отозвался Хабаров. — Так вот, я и говорю — тогда тоже была, можно сказать, эта самая ночь перед Рождеством, когда весь «Поселок № 11», где я тогда проживал, тоже не спал…

— Постой, не части́, — окоротил его Гдов. — Что значит «№ 11»? Название хоть какое-нибудь есть у этого поселка? «Пеньки» вроде, «Красный партизан» или «Выезжий Лог», где кино снимали «Хозяин тайги» про Высоцкого и Золотухина в Присаянской тайге около города К., стоящего на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза / Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези