Прощанье с Родиной (сборник)

Стадион «Динама» — через забор и тама. Все ремонтируют, ремонтируют его — все вы-ре-мон-ти-ровать не могут! Здание Центрального стадиона «Динамо», расположенное в двух шагах от одноименного метро, даже в нынешние дни свободного XXI века увлекло водителя Гдова своим тайным величием и строгостью имперских форм, живо напоминающих о тех крутых временах, когда полстраны сидело в лагерях или стояло на лагерных вышках в качестве охранников. Говорят, что именно здесь сразу же после Второй мировой войны состоялось чудесное явление советскому народу тогдашнего главного начальника СССР Иосифа Виссарионовича Сталина. Народ откуда-то узнал, что он уже здесь, на футбольном матче, и заволновался народ, ударился в овацию. Сталин, не чинясь, подошел в своей маршальской форме к краю правительственной ложи, где этот вождь сидел в окружении других достойных его красных вождей, снял форменную фуражку и положил ее перед собой, оказавшись совершенно седым. Сталин заплакал, поклонился народу, а Гдов поехал дальше.

И, миновав Петровский походный дворец, где в 1812 году несколько дней проживал удивленный русскими непонятками военный французский император Наполеон, а теперь останавливаются другие, более мирные гости Державы, Гдов подумал, что исключительно все диктаторы всех времен и народов, пусть даже самые добрые-раздобрые, оставившие память в чьих-то сердцах своими разномастными благодеяниями, заслуживают одного определения — СВОЛОЧЬ. Равно как и любое государство, самое сладкое и светлое — ВСЕГДА враждебно своим гражданам и думает только о своих абстракциях да о том, чтобы его демиургов не пришибли где-нибудь ненароком. С другой стороны, без общественного договора жить тоже нельзя, а где договор, там и насилие, торжество одной особи над другой, как, собственно, и водится у всех животных, к которым большей частию и принадлежат люди.

Запутался Гдов в этих псевдофилософских построениях. И кто ж знает, что именно тому виною: тяжелая ли отрыжка тоталитаризма в виде несистематизированных, слабоаргументированных мыслей, спонтанная ли абстиненция пьющего писателя или все же автомобильные пробки, которые, не дай бог, когда-нибудь заткнут Москву навсегда, будем тоже тогда удивляться, как Наполеон, — чего-де происходит, почему все горит?

А между тем он, миновав метро «Сокол», уже приближался к торчащему вот уже много лет на развилке Волоколамского и Ленинградского шоссе зданию института «Гидропроект» имени С.Я. Жука.

И опять лишь глупости лезли ему в голову. Во-первых, что С.Я. Жук — это тот еще был жук. Жук проектировал, зеки строили, Берия управлял. Зачем, сука, натыкали столько всяких ГЭС по России, мля, плюс Асуанскую плотину? Вот спроси их, козлов, для чего? Жить, что ли, стало лучше да веселее от ваших этих плотин? Только дебил с подростковым сознанием может додуматься до такой простой гениальной идеи — взять да перегородить бурный поток подручными материалами, а потом чтобы сесть на корточки и смотреть, что из этого получится. Обывательский, конечно, взгляд, и С.Я. Жук тут совершенно ни при чем. Обыкновенный советский человек, недюжинный специалист. Коммунизм все эти большевистские отродья вроде берий да жуко́в строить, скорей всего, и не собирались, зато в Москве теперь сплошные пробки, и будущее темно, туманно, неопределенно. Зато Гдов едет теперь на дачу, в очередной раз поругавшись с женой. Какая глупость! Сплошная пошлость и глупость кругом, и все сюжеты вечны, как «Анна Каренина».

Гдов подумал еще и о том, что и сам в начале 70-х приходил в этот «Гидропроект» поступать на работу. Гдова обещали направить на Игналинскую АЭС, что в Литовской ССР, которая стала теперь страной до того самостоятельной, что даже вступила в НАТО и ЕС. Гдов в последний момент передумал и Москву не покинул. «Не оказался бы я тогда лопухом, был бы теперь русскоязычное латвийское меньшинство, по всему миру без визы ездил бы, как джазовый барабанщик Володя Тарасов», — мельком подумал Гдов перед тем, как с ним приключилось дальнейшее.

А еще он подумал перед тем, как с ним приключилось дальнейшее, что в начале 70-х это устремленное в небеса здание на пересечении Волоколамского и Ленинградского шоссе можно было смело считать фаллическим символом столицы, где Волоколамское шоссе, если смотреть из центра, — левая нога, Ленинградка — правая, стадион «Динамо» — пуп, а Кремль, естественно, — всему голова.

Захожу в этаж я третий. Что ж я вижу пред собой? Сидит пелядь моя Маруська И смеется надо мной.