Николай прислушался, выйдя из умилённого забытья, что там безумолчно тарахтит балагур-поручик:
– …Взялись бы гуртом, сколько их там? Ну и что, что с винтовками, а у вас лопата, чем хуже? Этак сподтишка копнуть под седалище, чтобы до самых клубней. У нас вон двое было, так от цельной роты охраны утекли…
– Не теряйте времени на болтовню, поручик, – остановил самозваного инструктора капитан Иванов. – Вы в разведке?
– Так точно, – не сразу и неохотно согласился «чубатый».
– И вас тут не больше взвода, как я погляжу? – заглянул Николай за его широкие плечи: и того не будет. Меньше дюжины самокатчиков в тужурках, в галифе с кожаной кавалерийской мотнею, с сапёрными тесаками на портупеях «маузеров», с гренадёрскими сумками, да при штатных куцых карабинах. А кое-кто так даже из пехоты пересаженный – полы шинелей завёрнуты под ремень и к обычной трёхлинейке только «наган» в кобуре брезентовой.
«Пожалуй, что нет, – отметил про себя капитан. – Не разведка боем. Такой себе конный разъезд на конях педальных».
– В таком случае я посоветовал бы вам немедля отправляться обратно в замок и предупредить своё начальство, что километром за нами и километром выше по течению разворачивается дивизион тяжёлых гаубиц. Это шесть 210-миллиметровых орудий, – внушительно произнёс капитан, заглядывая в самую глубь угольных глаз «чубатого». – Им потребуется час-полтора, не больше, чтобы не оставить от замка камня на камне.
Вроде бы разудалые бесовские искорки в глазах самокатчика поугасли. Проникся.
– Не рискну советовать и вашим командирам, – продолжил наседать Николай. – Но думаю, они и сами догадаются, что полезней было бы сейчас оставить замок хотя бы на время. Пусть берут. Осадную артиллерию они потом всё равно уведут где нужнее будет – немцы всегда так делают. Да и нет никакого толка от осадных орудий в обороне, когда враг прямо под стеной сидит. А вышибить их ещё раз, в штыковую, ей-богу, будет легче, чем усидеть под обстрелом 114-килограммовых фугасов.
Последнее Николай договаривал, уже отчётливо понимая, что зря. Зря словами «пусть берут» и «оставить з
– Вы уж простите, ваше высокородие, – глухо, но отчётливо процедил командир разведчиков, глядя под ноги, в доски настила, но при этом решительно подбоченясь. – Но я и вас-то не имею чести знать наверное. А уж что там есть за рекой у германца и чем он так страшен, – метнул он исподлобья въедливо-недоверчивый взгляд, – это мне полагается самолично выяснить. Ладно, если и у меня от страха глаза выпучатся, буду только рад, что не ошибся. А ежели вы меня, простите, в заблуждение вводите? – поднял голову чубатый так, чтобы смотреть теперь сверху вниз. – Я, пожалуй, ради этого случая даже оставлю с вами своих человек пять. Присмотреть…
Николай остановил его взглядом. Понимающим. Остановил так же и дёрнувшегося вперёд Григория (вахмистр уже вынырнул из-за спины, как чёрт из табакерки, причём злой чёрт и уже с «трофейным» карабином немецкого сапёра):
– Шось я не зрозумiв? Нам, сдаётся, тут кто-то не верит?
– Послушайте, вы вправе не доверять, – завёлся было, но тут же махнул рукой и подпрапорщик Радецкий. Вполне очевидно было, что права «не доверять» с избытком.
Впрочем, и поручик, глянув на праведный гнев вахмистра, сдал на попятную:
– Ну отчего же не верим? Да только от меня не пересказов ждут. Вот проверим ваши сведения, и… А вы обождите. Как вернёмся, проведу вас к нашим обходным путём, где германца нет.
– Пока нет, – проворчал уже в стёганую спину поручика Николай.
– То що будэмо робыты? – переспросил его, не расслышав фаталистической нотки, вахмистр.
– Подождём, – не то ответил за Николая подпрапорщик Радецкий, не то сверил с ним своё мнение.
Капитан Иванов кивнул.
Возвращения поручика они и в самом деле дождались. Нескоро. Уже к вечеру.
Пьяно выписывая по деревянному настилу дамбы рискованные зигзаги, поручик катил на своём «пежо», привалившись к рогатине руля, будто на финише изнурительной гонки. Один. Без своего разведывательного взвода и, судя по всему, даже без патронов. Он только махнул назад, за спину, длинным дулом кавалерийского «маузера», пистолета, и прохрипел что-то едва различимое.
Но и так было ясно – про них. Про всадников, что ритмически колыхались за ним рысью, с мистически развевающимися гривами на кожаных шлемах, в муравчато-зелёных мундирах и с пиками в стременах. Как на парад. Должно быть, забавлялись загоном подраненной дичи, уже не страшной и не опасной, – прямо вам «сцена охоты» из замковой жизни.
Потому-то, наверное, так, без тени удивления на лице, и свалился головной загонщик прямо в омут запруды, – только вздыбился вдруг конский волос на шлеме улана, будто от удара в лоб, и как и не было его. Лишь каска с кокардой королевства Гессенского заколыхалась в чёрном завороте воды.