Прощание с «Императрицей»

Не пытаясь даже сообразить упреждение, – какое там, при встречном движении! – Кирилл свёл рукояти гашетки. Беззвучно, на фоне бензинового треска мотора, полыхнул огонь на конце дырчатого ствольного кожуха. Едва приметный серый пунктир пуль ушёл вперёд и потонул в караванном облаке впереди аэроплана. Ещё миг – и вроде бы он нащупал в коричневатых клубах по солнечной вспышке заднее оконце в кожаном тенте. Но тут же кабриолет пропал из виду, очутившись далеко позади.

Кирилл извернулся назад, но в ряби толкающего пропеллера разве поймёшь чего? Он едва не вывалился из гнезда пулемётчика на носу аэроплана, чтобы заглянуть в зазор между элеронами крыла и хвостовым оперением.

Красноватый на расстоянии «змей», вспахивавший только что каменистый склон, вроде как запетлял и замысловатее, и неувереннее. «А может, и наоборот, – подумалось Кириллу в следующую секунду. – Вышел, так сказать, на оперативный простор».

В самом деле, крутой горный склон перешёл в пологую осыпь достаточно мелкого щебня, будто нарочно завезённого для последующего асфальтирования. И на ней, обходя редкие валуны, докатившиеся до подножья, столичный «Prince Henry» почувствовал себя куда увереннее, чем в скалистых отрогах. Смелее и бесшабашнее. Возможность манёвра опять-таки.

Но теперь и у них с Лукой появилось некоторое преимущество. Следующий заход получался спереди. И уже не надо выискивать в пыльном шлейфе контуры седана. Вот он посверкивает пыльным стеклом в золочёной раме над «панцирем» капота, – ни дать ни взять жук с бронзовыми надкрыльями. Вытянутое рыльце радиатора и выпученные глаза фар делают его прямо экзотическим экземпляром энтомологической выставки.

Вот только поймать это «насекомое» в кружок прицела по-прежнему не так-то просто. Мечется, как тапкой пуганный таракан. И трясётся при этом, и подскакивает так, что, наверное, не то, что кишки из утробы, – мозги из черепной коробки выскакивают.

«Ну, точно телега, пущенная с горы, – мимоходом подумал штабс-капитан, ловя в плавающую прорезь прыгающую мишень, и вдруг округлил прицельно прищуренный глаз. – Да, ведь так оно и есть!»

Автомобиль, быстро увеличиваясь в размерах, увильнул от очередного одинокого валуна, повернулся чуть ли не боком, зарывшись на пару секунд в осыпь, и штабс-капитан Иванов отчётливо увидел деревянные колёса «Принца» с точёными каретными спицами, разве что только обтянутые чёрными полосами резины на манер артиллерийских.

Вообще-то невелика невидаль на третьем году столь разорительной войны, такого рода «эрзацы» и у немцев уже встречались на «комиссионерах»[21], и тем более у французов, однако всё равно вызывали какую-то ироническую ностальгию и грусть. Это после роскошных рекламных фотографий в «Российском спорте», завораживавших в детстве. Вот и «Принц», сдаётся, пообносился в хлам на горных дорогах Турции, а где тут этакому лондонскому денди обувку сыскать? Да ещё и в тылу, если там то, что немец пришлёт, и есть «цивилизация». Хорошо ещё, нашёлся мастер кузнечного дела – на автомобильные оси гужевые колёса насадить. Вот и катится теперь автомобиль арбой на европейской трансмиссии, шайтан его знает куда.

«Но в каком-то одном, одному ему известном, направлении», – сообразил Кирилл, заметив, что всякий раз «Принц» забирает влево.

В сторону аула, или как там у аборигенов это называется…

Для патриархального села, не знавшего, должно быть, значительных потрясений со времён царицы Тамары, это явление было сродни обещанному Пророком концу света. Для всеобъемлющего впечатления и с неба ворвался в мирную полуденную дрёму села страшный ангел-провозвестник, и посуху вломился апокалипсический зверь. Причём второй, будучи, в общем-то, первым, «вломился» буквально…

Вот не зря всё-таки ещё затемно, с тревожной красной зарницей из-за гор, завыли сурны светопреставления. В долгом этом грозовом предвестии старик Макал-ага успел не только совершить урочный намаз, но и, прихватив в подмышку молитвенный коврик с облезшим от ветхости золотым шитьём сур, доковылять до чегиме[22]

, – а это нелёгкий путь для костей, отслуживших свой век, кажется, ещё во времена Сиятельной Порты. Но, чтоб ничего не пропустить в последнем представлении этого, порядком уже осточертевшего, мира, почтенный Макал-ага, кряхтя, разместился на лучшем месте в партере. На невесть как попавшей в их края византийской колонне, то ли вросшей в землю, то ли не до конца вытесанной из каменной колоды. Вот тут, прямо под саманным дувалом на углу единственной в деревне лавки и около дома отставного учителя Сертаба-ага. Тут всё видно, до самого «ете махали»[23] почти на горе.

Правда, как выяснилось, ждал почтенный Макал-ага предначертанного Пришествия не оттуда, откуда следовало бы…

– Ах ты, башибузука хренов! – невольно пригнувшись, скорее всё-таки похвалил, чем обругал штабс-капитан Иванов турка, с этакой янычарской лихостью «скакавшего» на широкой подножке автомобиля.