Корабельная артиллерия не могла существенно помочь: атаки и контратаки следовали одна за другой, дрались приморцы с турками и врукопашную, – разрывы снарядов могли накрыть своих. Нужна была помощь пехоты, но бросок по горным тропам отнял бы слишком много времени и сил. Командующий, генерал Николай Юденич, принял решение перебросить одну только что высаженную бригаду (без тылов) к Хамуркану.
К утру 8 апреля 1-я бригада пластунов для скорейшей доставки на фронт была перевезена на «Эльпидифорах» в Хамуркан. Теперь в распоряжении Ляхова было уже шесть полков, и наступление турок удалось сначала остановить, а затем и продвинуться дальше на запад, к Трапезонду.
Боевые столкновения на некоторое время прекратились, и вице-адмирал Эбергард, который самолично командовал эскадрой прикрытия, сообщил Юденичу, что уводит корабли в Новороссийск и Севастополь для бункеровки и пополнения боезапаса.
Николай Николаевич подумал, что приморцев – столь успешный правый фланг его армии – оставляют вообще без поддержки и защиты с моря. А капитан 1-го ранга Римский-Корсаков ещё и напомнил о возможном появлении вражеских крейсеров и подлодок. Мол, на совещании командиров кораблей Севастопольской эскадры и Батумского отряда только об этом и шла речь.
Юденич сначала связался с Эбергардом, но как-то получилось, что сухопутный и морской командующий не поняли друг друга. Тогда Юденич напрямую обратился к своему тёзке, великому князю Николаю Николаевичу Романову, – и после нескольких часов переговоров выяснилось, что флот собирается просто произвести ротацию. На смену большой эскадре, которая прикрывала транспортную операцию и наступление, направляется Вторая бригада линейных кораблей («Пантелеймон», «Евстафий» и «Иоанн Златоуст»), с миноносцами и тральщиками, так что и сухопутные части, и Батумский флотский отряд будут и впредь надёжно прикрыты.
На подступах к городу возникла ситуация, в общем-то, характерная для этого этапа войны. Один из командиров левого фланга 3-й турецкой армии, прикинув соотношение сил, и с учётом грозной артиллерии русских кораблей, крейсирующих вдоль побережья, разумно приказал оставить Трапезонд. Естественно, уничтожив всё, что могло бы пригодиться «неверным».
Вскоре разведка Приморского отряда донесла, что турецкие войска вышли из города и закрепляются где-то на западе. Естественно, сразу же последовал приказ первому пластунскому полку город занять, что и было безо всякого сопротивления со стороны противника осуществлено. Но через два дня, по приказу самого Энвер-паши, слишком разумный командир лишился то ли бейлыка, то ли головы, турки бросились в яростную атаку и Трапезонд отбили.
Юденич и Ляхов не стали дожидаться, пока турки подтянут пополнение своему изрядно потрёпанному пластунами передовому отряду, восстановят укрепления и подведут резервы, а спланировали грамотное наступление с флотской поддержкой и вновь захватили город. На этот раз надолго. И отогнали казаки и пластуны турок ещё на полтора десятка километров на юго-запад. Так что достать Трапезондский порт – а именно он был нужнее всего флоту, – полевая артиллерия турок не могла.
Невеста Варвара
– Ох, боюсь, много будет сегодня на вашу милую головку, Варвара Ивановна. Но раз уж настаиваете, да и мучить вас более не хочется. Что ж… – С простецкой, как всегда, ловкостью запрокинул стопку фабрикант и выдохнул в белоснежную манжету. – Что ж, давайте без обиняков. Поручик Лемешёв, к чести его, не один, а таковых довольно и добровольцев. Но именно ваш Борис – за деньги, за фунты стерлингов, – беспощадно уточнил фабрикант. – Он распространяет в своей, да и других частях Петроградского гарнизона, определённого толка печатную продукцию.
– Какого? – снова насторожилась Варвара, готовясь услышать гадости.
– Не ту, что вы подумали сейчас, – поспешил её успокоить Глеб Сергеевич. – Но близко к тому. Это те самые мерзкие и лживые слухи и ложь, о которой я вам говорил в самом начале нашего вечера откровений. Всю ту дрянь, что собирает по светским салонам и редакционным помойкам небезызвестный вам журналист.
– Ловеласов, – отчего-то не слишком удивилась, лишь подтвердила для себя Варя.
– А потом приправляет скверными биржевыми новостями…
– Наш вечный прожектёр-биржевик, – снова догадалась девушка.
– Сведениями из открытой телеграфной переписки сильных мира сего…
«Этот почтовый вицмундир, что изредка забегает и всё с озабоченным видом», – теперь догадки начали пугать её саму.
– Всему этому, если надо, придаёт идейной убедительности…
– Милый старичок профессор, которого в «Работном» зовут то «народовольцем», то богословом, спившимся до марксизма. – Она уже и не знала, вслух ли это сказала, будто раскладывая пасьянс, или про себя.
– И всё это оформляется в печатные пасквили, лаконичные, в афишку размером, с доходчивой, как лубок, карикатурой, которые…
Наверное, Глеб Сергеевич нарочно придержал конец фразы, чтобы Варвара сама вдруг выпалила: