Прощание с «Императрицей»

– Он предатель? – договорил за неё Глеб (то есть Гордей) Сергеевич (то есть Степанович) и улыбнулся. – Не берите этого в вашу прелестную головку. Думайте о себе. Что вам от него надобно: детишек, счастья у рояля, а может, и фешенебельной квартиры в Гринвиче, там дешевле. А уж он пускай сам думает, чего от жизни хочет. Ваша-то репутация от его проступка не пострадает, да и в целом – проступок его и только его. Ах, Варенька, Варвара Ивановна…

Показалось ей или нет, но при последних словах «жандарма» (это как-то ещё не выходило у неё принять без мысленных кавычек) взгляд его сделался прохладным, что ли?

– Всё это неприлично русскому офицеру, но не более, – передёрнул плечами жандарм. – А по нынешним временам, так не стоит даже офицерского суда чести. Кто сейчас не оскверняет имени, которому когда-то присягал? Нет, боюсь, что даже до бойкота нашего «Тамбовского товарища» в кухмистерской дело не дойдёт.

Неспроста всё-таки вспомнил он им же самим даденное прозвище её жениха, поняла Варвара. И, может, именно поэтому следующий её вопрос удивил её саму:

– Но почему?

– Почему что? – вопросительно вскинул чёрточку глаз жандарм.

– Почему вы мне всё это рассказали? – не сразу подобрала нужную формулировку Варвара. – Почему открылись мне? – не сразу нашла и нужное ударение.

Глеб Сергеевич, или же теперь Гордей Степанович, ответил так же ошеломляюще просто, как сообщал и все прочие ошеломляющие новости этого дня:

– Потому что я люблю вас, Варя.

Кажется, перед глазами её даже поплыли рисунки красных шёлковых обоев ресторации «Театра Фарс» мадам Лин.

И только теперь она узнала ту странную, незнакомую комнату, что снилась ей зимой, накануне этой странной незнакомой весны.

Когда будто вдруг открылась посреди знакомых стен их старого дома комната с красными арабесками…

Николай Иванов, «Принц Датский»

Петроград. Дворцовая площадь. МИД Российской империи

– Кто?

– Борис Венцеслав Радецкий.

– И чего хочет?

– Вернуться на родину.

– На Родину? – Статский советник Иванов впервые, кажется, проявил хоть какую-то заинтересованность к той части информации, поданной секретарями, что для себя считал «справочной».

– В общем-то он наш соотечественник, подданный государя, – заметил секретарь, отзывавшийся на имя Базиль, подавая тощую папку, заведённую, видимо, исключительно для проформы.

– Поляк, – мельком взглянул на титульный лист Алексей Иванович. – Как его там?.. Борис. Ещё, поди и Бóрис. Зачем нам поляк? У нас хватает поляков, а вот Польши у нас нет теперь.

– Немецкий барон польского происхождения на русской службе, – уточнил асессор Василиади. Впрочем, так же уточнил, – без особого энтузиазма.

– И где сейчас, вы говорите, этот гибрид обретается?

– В Петроградском представительстве датской оружейной фирмы «DRRS».

Зрачки негласного главного куратора российской дипломатической разведки характерно сузились:

– Это та, что до сих пор стесняется поставить нам ручные пулемёты «Мадсен»?

– Так точно, «Dansk Rekyriffel Syndikat – от пистолета до пулемёта».

– Что следует перевести, как «и нашим и вашим» – буркнул в англофильские куцые усики статский советник Иванов.

Действительно, прошедшие испытания на Главном артиллерийском и Ружейном полигонах ГАУ, ружья-пулемёты генерала Мадсена закупались по настоятельной просьбе главного инспектора кавалерии, и даже были приняты на вооружение как «пулемётные ружья образца гвардейских команд».

Однако, когда с начала войны нужда в них выросла многократно, препоной стало законодательство Датского королевства, набожно исповедовавшего нейтралитет, запрещавший продажу оружия воюющим странам. Заказ на 7500 шт. выпал из поля бюрократического зрения Копенгагена, но при этом ручной пулемёт Мадсена под разными шифрами и наименованиями стал самым распространённым оружием такого рода во всё время Великой войны. И причём у всех без исключения воюющих сторон. В том числе и в России, несмотря на запреты. Что стоило и ГАУ, и русским пехотинцам немалых нервов ещё и потому, что самым примечательным в механике пулемёта Мадсена было то, что она вообще работала. Подача патронов из рожка сверху в патронник проходила по траектории, почти гарантирующей перекос. Тем не менее других вариантов покрыть нужду в массовом ручном пулемёте пока не наблюдалось…

До сего времени занимавший уютное кожаное кресло «военно-морской министр Англии», раскормленный котище Уинстон и тут был вынужден подать в отставку. С недовольным видом и гордо подёргивая хвостом, удалился он в свой Оксфордшир[27], которым был по сезону назначен радиатор парового отопления.

– И чем нам интересен этот беженец из сытой нейтральной Дании? – сел-таки, согнав кота, за стол статский советник Иванов, что однозначно указывало на его намерение «поработать с этой фигурой».

– Тем, что, кроме того, он и у нас в Туруханске сидит, – сообщил второй асессор.