Прощание с «Императрицей»

Знакомить Вадима со старшим артиллерийским офицером не требовалось. Князь Валерий Николаевич прекрасно помнил лейтенанта Иванова по службе на «Евстафии». Едва закончился тот памятный бой у мыса Сарыч, в котором комендоры под руководством старшего артиллерийского офицера лейтенанта князя Урусова накрыли и болезненно ранили, хотя и не смогли добить проклятущий «Гебен», Валерий Николаевич одним из первых подбежал к развороченному каземату 152-миллиметровых орудий. И первым, кстати, определил, что Вадим Иванов жив, хотя и тяжко контужен.

Очень хорошо помнил его и Вадим. Да что и говорить, ещё тогда, на «Св. Евстафии», старший артиллерийский офицер Урусов был любимцем всей команды линкора, а не только комендоров и гальванёров.

Он выделялся на флагманском корабле не только своими внешними данными: мощным телосложением, ростом и силой или видом с густой окладистой бородой, но и постоянными спокойствием и корректностью. Настоящий фанатик своего дела, он старался донести свои знания и энтузиазм до подчинённых. Дошло до того, что он придумал свой – его впоследствии так и назвали «урусовским», – метод заряжания орудий большого калибра, и стал своим личным примером обучать комендоров и «Евстафия», тогдашнего флагмана, и остальных линкоров.

Сейчас он спросил только, едва козырнув в ответ на уставное приветствие Вадима:

– А, да это тебя ко мне на главный калибр сосватали? С головой-то как? Выдержит пальбу двенадцатидюймовок?

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство. Я уже не овечка.

Во время первых учебных стрельб на линкорах на их борту вблизи орудийных башен привязывали овец. Некоторые из «живых индикаторов» погибали – и тогда соответствующие зоны на палубе отмечались как опасные и там запрещалось находиться во время стрельбы.

– Ну, так молодец. А то я засомневался, как прочёл приказ о назначении: тот ли это лейтенант, что с «Гебеном» дважды дрался: на эсминце и на «Евстафии». Ивановых на флоте, да и на Руси, немало… Устраивайся, а через час – прошу пожаловать во вторую башню. Введу в курс дела.

Князь Валерий Николаевич Урусов несколько преувеличил и свои, и Вадимовы возможности. Первичный «ввод в курс дела» он, конечно, осуществил, – представил мичманам и унтер-офицерам, и матросам дневной вахты. Показал на первом орудии расположение и действие механизмов управления. Пообещал (и осуществил) участие в завтрашних практических тренировках и, бросив на прощание: «В восемнадцать сбор в кают-компании», – небрежно козырнул и ушёл.

Но «входить в курс дела», изучать работу всей сотни механизмов и попутно все личные качества и возможности девяти десятков комендоров и матросов громадной трехорудийной башни, пришлось долго. Хотя уже через десять дней, ко времени визита Николая II, наследника и Александры Фёдоровны на борт «Императрицы Марии», лейтенант Иванов чувствовал себя намного увереннее в «своей» башне, а порядок в ней стал больше соответствовать представлениям Вадима о службе на флагманском линейном корабле. Домой он, правда, всю первую неделю выбирался только с последним катерком и возвращался на линкор к утренней побудке. Но девятого и десятого мая представал пред Аринины очи пораньше. Не в последнюю очередь для того, чтобы послушать Васькины, то есть мичмана Василия Иванова, россказни о посещении государем подводного минного заградителя.

– Только что вышедший из очередного «текущего» ремонта «Краб» наш стоял, как обычно, на причале базы подводных лодок, – рассказывал Василий. – Но в последний момент, когда стало известно, что государь не желает на этот раз осматривать собственно базу, а лишь подводный минный заградитель, то «Краб» перегнали к Царскому молу в Южной бухте.

– Успели? – только и спросил Вадим.

– А то! Ещё и ждать пришлось долго, чуть не целый день. Царь, оказывается, в это время осматривал морской госпиталь, разговаривал с моряками, раненными во время боевых столкновений с крейсерами противника и спасёнными после взрывов мин, и прибыл на Царский мол только перед заходом солнца.

…Офицеры и команда «Краба» выстроилась на узкой верхней палубе. Лейтенанты Ульянин и Монастырёв встали фалрепными у трапа.

Император был в кубанской казачьей форме, за ним неотступно следовал казак богатырского сложения, в паре шагов за ними – десяток старших офицеров, из которых Василий признал только кавторанга Клочковского.

– И что же государь? – Арина хотела не столько информации, сколько услышать впечатление Василия.

– Да как-то всё не очень радостно, – вздохнул Васька. – Плохо он выглядел. Очень плохо. Лицо бледное и весь держится так, будто болен… Или смертельно устал. И чем-то сильно опечален.

– Так сам же говоришь – в госпитале полдня пробыл, – вступился Вадим и тут же перевёл взгляд на жену, будто испрашивая поддержки. – А там, меж ранеными, обожженными, контужеными и искалеченными, радости мало.

– Да, наверное… На портретах да на фото всё у него иначе. А я ж что, смотрел сейчас-то не издали: в шаге ведь от нас государь прошёл, когда поднялся на борт и обошёл строй. Вот такие тёмные круги под глазами.