Прощание с империей

Наконец из дверей кораблём медленно выплыла купчиха. На ней бархатная шляпка «Франциск» с изящными белыми перьями, короткое меховое пальто, не скрывавшее её длинного платья тонкого английского сукна, отделанного брюссельскими кружевами. Всё это с претензией на элегантность, как у благородных людей. Сразу заметно, что она одевалась в дорогом и модном магазине. Золотых украшений и жемчугов на ней без всякой меры, как на рождественской ёлке. В этом заключалось особое правило, когда по её внешнему виду определялось богатство мужа. Заметив меня с альбомом в руках, она намеренно задержалась у экипажа, подарив взгляд царственный, таинственный и немного грустный. Потом купчиха подала руку в тонкой перчатке и её усадили в открытый экипаж со складным верхом.

– Трогай…

Теперь у парадного крыльца на ступеньку присел старый солдат с деревянным протезом вместо левой ноги. Оглядевшись по сторонам, он неторопливо потянулся за кисетом. Швейцар недовольно покосился на него.

– Проходи, кавалер. Здесь нельзя задерживаться.

– Сейчас, отдохну немного и пойду.

– Где твой дом?

– У меня нет дома.

Швейцар покачал головой и долго копался в своем кармане. Найдя мелкую медную монету, он протянул её солдату.

– Иди с Богом…

Солдат взял, с достоинством поклонился и пошёл дальше, постукивая по мостовой своей деревяшкой: «Хорошо в найме, да не дай Боже мне»…

«Блистательный Петербург», как его полюбили называть мои современники, на поверку получался очень разным.

Призрак Софьи Перовской

С Обводного канала на улицы сползал туман, солнце с трудом пробивало себе дорогу в плотной сизой завесе. Неожиданно, я ясно услышал цокот копыт за своей спиной. В утренней тишине он эхом прокатился по улице, словно кто-то бойко вбивал стальные костыли в булыжную мостовую. Меня нагнали два всадника в голубых шинелях с саблями на боку. Это был конный жандармский патруль. Не задерживаясь, они быстро скрылись за поворотом. Только теперь заметил рядом молодую женщину в тёмном пальто и изящной маленькой шляпке. Лица её не было видно совсем, оно скрывалось вуалью. В руках у незнакомки находилась небольшая круглая коробка, в каких обычно продавали дамские головные уборы.

– Пожалуйста, помогите. Меня преследует какой-то неприятный тип. Возьмите меня под руку, идите рядом и не оглядывайтесь.

Не задавая лишних вопросов, сразу согласился. Теперь я тоже заметил шедшего за нами человека. Поняв, что обнаружен объектом наблюдения, он остановился и принялся равнодушно рассматривать витрину магазина. Это был филёр.

Не выдержал и крикнул ему, что преследовать женщину недостойно для порядочного человека. Он пожал плечами и демонстративно отвернулся. К нему подошла девочка-подросток. Похоже, она была не в себе, пьяная, поскольку самым неожиданным образом повисла у него на плече. Теперь филёр не знал как без шума и скандала от неё отделаться. Работа у него серьезная…

Назначенный филёром должен быть политически и нравственно благонадёжным, ловким и сообразительным, отменного здоровья, в особенности с крепкими ногами, обладать хорошим зрением и слухом. При этом иметь неброскую внешностью, чтобы не выделяться из толпы. Филёром не могли стать лица польской и еврейской национальности. У власти к ним не было доверия. Если встреча наблюдаемого лица с филёром становилась неизбежной, то ни в коем случае не следовало встречаться взглядами, так как глаза запоминались легче всего. Наблюдение за местами, где предполагались лаборатории бомбистов, склады оружия, типографии, велось с крайней осторожностью, чтобы исключить возможность провала и его последствий. Теперь понятно, почему жандармов и филёров не любили революционеры. Для них это был очень серьёзный и опасный противник.

Уже не помню, как мы потом оказались на Подольской улице в квартире на верхнем этаже дворового флигеля. Своими окнами она выходила на улицу. Прежде чем подняться туда, моя спутница дождалась условного знака безопасности для себя. В окне наверху дважды качнулась занавеска. Войдя в эту квартиру, сразу заметил общую неустроенность и следы вечной спешки. Везде на столах, диване лежали пачки бумаг, на полу стояли склянки с какой-то жидкостью, ящики с похожими на мыло брусками и разбросанный рабочий инструмент. В соседней комнате находилась типография: печатный станок, наборы различных шрифтов. Два человека, занятые каким-то делом, едва кивнули нам и снова склонились над столом. Перед ними лежал пахнущий свежей краской отпечатанный листок газеты.

– Нужно торопиться, – сказала моя спутница. – Сейчас же уходим, они скоро будут здесь. С собой берём только самое необходимое.

О ком шла речь, мне стало понятно сразу. К дому с улицы подъехали два извозчичьих экипажа с жандармами. В сопровождении дворника и уже известного нам господина они направились к подъезду.

– Листовка готова, мы всё успели. Уходим дворами через чёрный ход. Я им тут ещё записку оставил. Пусть организуют продажу оставленного нами имущества в пользу голодающего трудового народа.

– Скорее, нет времени для таких шуток.

– Лучше бомбу им сюда подкинуть…