Прощание с империей

Строительство Обводного канала, самого длинного столичного водовода, происходило в 1803–1834 годах. Одновременно с этим на его набережных шло создание крупнейшей промышленной зоны Петербурга. Фабричные и заводские корпуса в этих местах чередовались с мрачными, невыразительными домами для рабочего люда. Рядом, на его берегах, не имевших до второй половины XX века гранитной отделки, находился огромный комплекс разнообразных зданий, принадлежавших Семёновскому и Измайловскому гвардейским полкам: офицерские и солдатские корпуса, административные и хозяйственные постройки, склады, госпитали и храмы. Следуя призыву великого классика русской литературы, всегда разумно «…вглядеться в Петербург, внимательнее изучить его физиономию и прочесть историю города в этой массе камней…» Это позволяло понимать и многое другое.

Изначально планировалось, что канал будет отводить от города невские воды во время половодья и послужит транспортным коридором для доставки грузов к промышленным объектам, находившимся на окраинах Петербурга. Канал назвали Обводным, поскольку обводил город с юга, соединяя Неву и Екатерингофку. В XIX веке туда сливали все жидкие промышленные отходы, отчего его вода часто приобретала неприятный запах и необычный цвет. По этой причине Обводный канал ещё называли «Городским рвом», «Новой канавой», в отличие от канала Грибоедова, имевшего прозвище «Канава».

Видный писатель, публицист и филолог Лев Васильевич Успенский живописал его вид следующим образом: «Это Обводный канал, с его страшной водой, в которой, медленно колышась, плывут огромные пласты какой-то плесени, зловонные, а ведь живые. Его откосы – смертно-пустые, заваленные битым стеклом, ржавым железом, угольной и коксовой щебенкой, дохлыми кошками; мусорные скаты, на которых, то тут, то там буйно кустятся пыльная, ржавая лебеда, лопухи и крапива…»

Мрачная слава Обводного канала объяснялась не только его внешним видом. В течение многих веков здешние земли не однажды переходили из рук в руки в ходе сражений между шведами и новгородцами. Как гласили древнейшие литературные рифмованные хроники неизвестного автора, писавшего от имени Эрика, в 1300 году наместник славной династии шведских конунгов – Фольгунгов и фактический правитель Швеции Торгильс Кнутссон, основатель города Выборга, возвёл в устье реки Охты новую крепость под названием Ландскрона (Венец земли). Оттуда шведы начали совершать разорительные набеги на ближайшие русские и карельские поселения. Владычество шведской короны на берегах Невы закреплялось очень жестоко и сопровождалось истреблением местного населения. Во время одного из таких набегов королевские солдаты, как ревностные христиане, огнём и мечом подвергли разрушению древнее языческое капище, находившееся в районе реки Сутиллы, нынешней реки Волковки и убили там проклявшего их карельского колдуна.

Угроза мести покойного колдуна заставила трепетать всю Скандинавию. Хроники во всех подробностях описывали, как вокруг королевских солдат в дремучем лесу раздавался страшный хохот, а внезапный вихрь на их глазах вырывал с корнем вековые сосны. Страх уже бежал впереди событий…

Никакие последующие молитвы и обряды, человеческие жертвоприношения в виде «пяти юных дев» не спасли иноземных захватчиков от поражения. Уже на следующий год новгородцы, ведомые сыном Александра Невского, князем Андреем, захватили Ландскрону, «запалиша и разграбоша» саму крепость, а её защитников «избиша и исекоша». Можно полагать, что средневековые европейские хроники намеренно объясняли своё обидное поражение вмешательством потусторонних сил.

Как бы ни было, но все эти земли с тех пор стали считаться плохим местом и люди обходили их стороной. В последующие времена здесь открылась странная цепочка мистических событий, обраставших слухами и жуткими подробностями. Дошло до того, что землекопы отказывались вынимать грунт при строительстве Обводного канала. Возобновления строительных работ удалось добиться только после применения телесных наказаний к отказникам и угрозы остальным рабочим ссылкой на каторгу.

Участок территории Семёновского плаца, выходивший к Обводному каналу от Борового моста до самого устья реки Волковки, издавна считался в Петербурге нехорошим, проклятым местом. Здесь чаще, нежели в других местах города, происходили всякие преступления и происшествия. Петербургские газеты конца XIX – начала XX века пестрели новостями криминальной хроники о страшных историях и извлечённых изуродованных трупах из зловонных вод Обводного канала.

Люди неохотно селились в близости канала, несмотря на сравнительно невысокую квартирную плату и то, что многие здания по своей отделке и коммунальным удобствам нередко превосходили многие дома, расположенные ближе к Загородному проспекту. Потенциальных жильцов смущали не только слухи, но и наличие во дворах криминальных элементов, воровских «малин» и фланировавших под самыми окнами профессиональных «жриц любви».