В настоящей главе мы прослеживаем появление новой прозы для молодежи, рост популярности этих книг и те невероятно важные перемены, которые произошли с детской и подростковой литературой на протяжении почти тридцати лет с конца советской эпохи. По нашему мнению, наиболее интересный материал для понимания воздействия глобализационных процессов на молодежь в сегодняшней России предоставляет именно подростковая литература, которая возникла в этот период. Как и в случае других литературных форм, которые мы обсуждали в третьей и четвертой главах, – рыночной и массовой литературы, интерактивных книг, детской поэзии и литературы нон-фикшн, – окончание советского периода вызвало сильнейшие изменения в подростковой литературе. Мы посвятили отдельную главу этому жанру именно потому, что он отражает наиболее важные перемены в постсоветской отечественной литературе.
Появление новой реалистической прозы для подростков знаменовало рождение нового типа литературы, которая ставила своей целью отразить изменения, происходящие в жизни российской молодежи. Начиная с 2010 года, книг в этом жанре для младших и старших подростков выходило больше, чем детективов, хоррора и фэнтези. Новая подростковая проза была гораздо ближе по темам и стилистическим особенностям к литературе young adult, существующей по всему миру, нежели к советским книгам для подростков; вместе с тем эта новая проза в значительной степени отличалась от американских и европейских произведений для той же возрастной группы. Что важно, эти книги в целом отражали новое видение агентности ребенка, они представляли детей и подростков независимыми индивидуумами со своими взглядами на отношения между людьми, сексуальность, социальные конфликты, историю и их собственное место в окружающем мире. Новые представления о детях и подростках как о самостоятельных и свободных субъектах, способных контролировать свою жизнь, выражались новыми стилистическими приемами и иной точкой зрения, с которой ведется повествование.
Все увеличивающееся внимание к молодежи – одна из заметных новых черт постсоветской культуры; растущее число соответствующих литературных произведений и фильмов, более подробное освещение молодежных тем в средствах массовой информации, начавшееся в 1980‐х годах, уже предвещали этот сдвиг449
. Такой поворот событий был чрезвычайно важен, если учесть, что в течение всего советского времени – и даже раньше, начиная с предреволюционных авангардных произведений и особенно с детской литературы 1920‐х годов – основной упор делался на книги для совсем маленьких детей и младших школьников. Как утверждала Сара Панкеньер Вельд, растущий интерес к младенцам и маленьким детям впервые возник как эстетический проект «радикального и революционного обновления», вдохновленного новыми, нетрадиционными художественными формами450. Высокая ценность детского искусства и детской или наивной эстетики, а вслед за этим повышенное внимание государства к детям и их социализации как основе советского проекта оказались невероятно важны для создания нового общества, в котором дети представлялись буквальным воплощением будущего государства. Смена фокуса – переход от младенцев к подросткам в конце советского периода – подчеркивала перемены в самом советском проекте в его последние годы, когда этот проект уже потерял силу, а также куда менее сентиментальное отношение к воспроизводству общественного порядка. Фокус на младенцах и маленьких детях раннесоветского периода в первую очередь выражал важность тщательно спланированной социализации нового поколения с самой первой минуты после рождения – необходимо было, чтобы у молодежи возникли новые, отличные от родительских, представления о жизни. Однако особое внимание к подросткам, начавшееся в позднесоветский период и продолжающееся до настоящего времени, связано скорее с необходимостью осознать, что же современная российская молодежь получила в наследство и как молодым людям вести себя в том мире, который им достался.