Прощание с мирной жизнью

— А кто он, собственно, этот твой господин кузен?

— Мой господин кузен! — Адриенна почувствовала, что от обиды у нее на глазах выступили слезы; она закусила губу. — Что за язвительный вопрос! Я же не интересуюсь твоими родственниками!

— Да они и не очень-то интересны. У меня, например, нет деда, который владеет черт знает сколькими капиталистическими предприятиями.

— Пожалуйста, оставь в покое моего деда. Какой бы он буржуа ни был, он во сто раз более свободомыслящий, чем ты. А то, что он предприниматель, вообще к делу не относится. Фридрих Энгельс тоже был предпринимателем.

— Фридрих Энгельс… ну, знаешь ли… теперь ты еще будешь утверждать, что, если господин Александр Рейтер оставит капитал фрейлейн Адриенне Рейтер, он, в сущности, сделает то же, что сделал Энгельс, когда он из своих «предпринимательских прибылей» давал Карлу Марксу средства к существованию и возможность заниматься писательским трудом.

— Какая подлость! — вспылила Адриенна. — Ты не имеешь права оскорблять меня лично. Что ты понимаешь… — Она боялась разрыдаться и не кончила фразы.

Младший Каливода обеими руками схватился за свою кудрявую голову.

— Вы просто как кошка с собакой. Нет, Ади, нет, друзьям нельзя ставить каждое слово в строку… — урезонивал он их. — А тебе, Йозеф, пора бы знать, что за родственников никто не ответствен.

Йозеф поджал губы.

— Может, все же разрешается спросить, кого Адриенна ни с того ни с сего привела к нам в купе. Но если она стесняется…

Адриенна снова вспыхнула:

— Я не стесняюсь!

— В таком случае ответь мне!

— Пожалуйста. Польди служит в интендантстве. Если тебе угодно знать все в точности — он майор. И… и… — Она быстро отвернулась и прижала к глазам платок.

— Ну, только этого еще не хватало, — растерянно проворчал Йозеф.

Роберт Каливода положил руку ему на плечо.

— Не надо, Йозеф! Только хуже будет.

Йозеф стряхнул с плеча его руку.

— Почему? В конце концов имеем мы, пролетарии, право проявлять недоверие или нет?

— Имеем. Только незачем кстати и некстати козырять этим недоверием, как медалями на груди. Потому что такое недоверие нас спасти — не спасет, а людей мы от себя отпугнем.

— Ишь ты, совсем по-интеллигентски заговорил!

— Интеллигент — слово того же корня, что интеллект. А интеллект означает разум. А разум не такая уж плохая штука.

— Ах, не чванься, пожалуйста, тем, что вычитал из книг. Кроме того, — и Йозеф подмигнул в сторону Адриенны, — тут дело не совсем чисто.

— Что ты хочешь сказать? — Первый раз в голосе Роберта тоже послышалось раздражение. — Пожалуйста, говори откровенно, с пролетарской откровенностью!

Йозеф хотел ответить, но тут вмешалась Адриенна:

— Все сказано достаточно откровенно! Он просто хочет отделаться от меня. Вероятно, считает, что это будет по-революционному. Но я скажу тебе: если это пролетарская благодарность тем, кто перешел к рабочему классу с другой стороны баррикады, тогда… тогда…

— Что тогда? — спросил Роберт, когда она запнулась. Он уже опять был спокоен, его серые глаза засветились улыбкой. — Ага, теперь ты сама видишь, как легко зарваться, если брать пример с Йозефа: палить, не подумав, куда попадешь. Нет, Йозеф, дай мне сказать, конечно же, ты не прав, огулом нападая на интеллигентов. И отлично знаешь, — ты же не так глуп, чтобы не знать, — чем рабочий класс обязан тем, кто перешел к нему из другого лагеря, скажем, Марксу, Энгельсу, Лассалю, Францу Мерингу… Ну, так вот! А ты, Адриенна, смотришь на своего дедушку сквозь розовые очки. Да, да, это так, — возразил он, когда Адриенна покачала головой, — подожди, дойдет дело до крайности, скажем, забастуют рабочие в его типографии, тогда ты увидишь, куда денутся его либеральные идеи. Да и вообще эта с виду мягкая австрийская разновидность либералов, которые в силу своей расхлябанности предоставляют всему идти, как и шло, ни шатко, ни валко, из авангарда буржуазии превратилась в прихвостня феодальной монархии, ведущей Австрию, а может, и не одну Австрию, к катастрофе. Либералы это понимают, но их либерализм мешает им действовать. Значит, только рабочий класс… Но лучше отложим этот разговор до нашего следующего дискуссионного вечера, ладно?

— Наконец-то я слышу разумное слово! — воскликнул Антон Каливода. — Бросьте вечно спорить и дискутировать. Все настроение портите… Хватит, говорю вам, а не то я с моей гармоникой больше в ваших поездках не участвую. Честное слово, соберусь и уеду в Сербию к комитаджам. — Он вытер рукавом лоб, откинул со лба белокурые пряди и заиграл на своем инструменте. После нескольких тактов он остановился. — Ну, что случилось? Почему никто не поет? Подпевайте, подпевайте! — И он запел:

Король наш император придумал-то чего?
Он пять полков парней согнал,
Он на войну парней угнал — ну всех до одного.

Анни, невеста Йозефа, не проронившая за все время ни слова, прервала молчание и тоже запела старую словенскую народную песню:

Всех молодых и холостых отправил воевать.